Читать «Сорок уроков русского» онлайн - страница 122

Алексеев Сергей Трофимович

В техникуме кандидатский срок продлили, а доучиваться оставалось тоже почти год. И вот снова не хватает месяца, чтобы вступить в члены! А по правилам необходим ровно календарный год, день в день. Причем работать следует в одной организации и состоять там на учете. С великим скрипом, но мне во второй раз продлили срок, и я уехал по распределению на Таймыр. Там, как молодого коммуниста, сразу же выбрали секретарем комсомольской организации и выписали второй комсомольский билет — таковы были правила. И вот надо же такому случиться: экспедицию сворачивают, наша поисковая (геологическая) партия попала под сокращение, и мне опять не хватает месяца! Тут можно было, конечно, выправить ситуацию, но я безответно влюбился, вернувшись домой, опять плакал на сеновале, перечитывал Маркеса, забыл про партию коммунистическую, и когда спохватился, то получилось, автоматически вылетел из кандидатов, пробыв в этой ипостаси аж целых три года В райкоме самого «старого», не состоявшегося коммуниста уже знали, решили пойти на компромисс и предложили идти служить в милицию: дескать, а мы тебя за это снова примем кандидатом. И все начнется сначала

От неразделенной любви я очень хотел начать сначала всю жизнь. Так и попал в уголовный розыск, однако, когда, соблюдая формальности, вновь принялся собирать рекомендации и пришел в райком комсомола, секретарь выпроводил меня из кабинета — не было комсомольского значка! То есть будто бы я проявил несознательность и неуважение к молодежной коммунистической организации, а значит, не достоин.

Мне бы еще тогда плюнуть, махнуть рукой, но я же все еще хотел через теркой, через чугунную мельницу, к звездам! Встряхнулся, нацепил значок и через неделю — опять к секретарю. А он, маленький ростом, сидит на стульчике, смотрит сквозь очки, болтает короткими, кривыми ножками и серьезно читает уставную мораль — кудрявенький такой комсомольский херувимчик. Я выслушал, через эти тернии проскочил и опять сделался кандидатом Партийная машина работала тогда еще безукоризненно, и меня снова определили секретарем комсомольской организации, теперь райотдела милиции. И выписали третий комсомольский билет! Тот самый херувимчик и выписывал.

Это был третий сигнал, третий глас рока: дескать, на тебе еще один, только угомонись, не нужно тебе в партию, а «комсомольская» задача выполнена, потому что ты уже походил в мавзолей и прочитал «Сто лет одиночества». Я сего рокота не расслышал и упрямо лез в гущу терновника.

И, когда, наконец, прорвался, вступил в члены, сразу как-то скучно, печально стало. Ощущение беспросветности: неужели теперь всю жизнь буду бегать за ворами, разбойниками, убийцами? Выискивать, выслеживать, драться с бандитами, крутить руки, стрелять, потом бесконечно, ночами «колоть», то есть допрашивать? То, что еще вчера увлекало и нравилось, вдруг стало ненавистным, хоть вой. Снова накатило желание бежать в тайгу, в скит, но попробуй уволиться из милиции! Теперь я член, а партийные жернова трут почище самодельных, начиненных осколками чугуна. Перечитал еще раз «Сто лет одиночества», вновь ощутил смертную тоску и сам тайно начал писать, окончательно забыв и про партию, и про милицию, и про учебу на юридическом в университете. Спустя год все это бросил в одночасье, разумеется, кроме партии: ее, суровую и вечную, как венчанную жену, уже было просто так не оставить.