Читать «По дуге большого круга» онлайн - страница 5

Сейчас мне кажется: Загладин знал об этой опасности, понимал, как все это не просто, сознательно вызывал на себя темную силу — ведь только с открытым забралом можно с нею сражаться. Но таких, как Кузьмич, наверно, совсем немного, он был человеком штучной работы… А сколько сегодня его сослуживцев каждое утро проходят ворота колоний, не зная о том, какая опасность их ждет в затаившейся «зоне»…

Кузьмич вдруг вспомнился мне сейчас, когда я медленно шел по улицам Калининграда, разглядывал лица встречных людей, поднимал голову к крышам домов и синему небу, стоял у витрин магазинов, киношных реклам и под широким каштаном пил с удовольствием квас.

Квас охладили так, что ломило зубы, и я пил небольшими глотками, как тогда воду из родника, на том острове.

«Сан-Сальвадор», — усмехнулся я и снова окунулся в кружку.

— Дядя, — услышал вдруг детский голос и повернулся.

Меня окликнула девочка, небольшая такая фея, с разбитой коленкой и розовым бантом на голове.

Я отвел кружку в сторону и опустился перед девочкой, молча разглядывая ее.

— Дядя, — строго спросила она, — у тебя волосы белые почему?

— Долго гулял под солнцем, — ответил я и тронул ладонью ручонку, — гулял под солнцем, добрая волшебница, и волосы выгорели совсем…

Маленькая фея молчала, решая про себя, достоин ли я ее сожаления.

— Тебе плохо, да? — сказала она наконец.

— Не знаю… Белые волосы — это ведь совсем не смертельно. Впрочем, может быть, ты сумеешь вернуть им настоящий цвет?

— Мама купила мне краски, — задумчиво произнесла фея, и тут, легкая на помине, пришла ее мама.

Я поднялся, провел рукой по феиным волосам и сказал маме, что у нее замечательная дочь.

Мама улыбнулась, ухватила за руку свое сокровище покрепче и глянула с любопытством на мою голову.

А я поклонился обеим и двинулся прочь от бочки с квасом и вереницы жаждущих, опять мимо витрин, пестрых платьев на тротуаре и улыбчивых их хозяек, уходил все дальше, туда, где начиналась наша улица, и корявый комок шевелился слева в груди, я думал о маленькой фее и белых своих волосах, мне стало немного грустно, рядом проходили люди, светлые, темные, русые, и наверное, есть у них то, что заботит их больше, чем белая моя голова.

Еще квартал, и начиналась улица. О ней немало думал ночами и днем, думал в океане, на капитанском мостике, в бараке исправительно-трудовой колонии, стоило лишь закрыть глаза — вставали вековые медовые липы и в зарослях сирени аккуратные домики в два этажа.

Мы любили тогда бродить широкими тротуарами, улица была долгая, на километры, невестились за изгородями вишни, роились мохнатые пчелы, позднее хвалились плодами яблони, и тяжесть их была им в довольство, и мы шли вдвоем мимо буйных садов, старались не думать о комнате в частной квартире, нам хватало ее на двоих — ведь эти сады расцветали для нас, и вишни, и яблони, и пчелы, и сладкий запах лип, и длинная улица нам не в тягость, мы мерили ее не раз и не два и никогда не уставали, ведь улица была нашей, и мы попросту были счастливы.