Читать «Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин» онлайн - страница 134

А редакторы «Русского слова» жаловались на цензуру. Утверждение материалов московской военной цензурой, говорили они, занимает порой несколько часов, и к»частую их не успевают опубликовать в тот же день. Теперь, когда тираж газеты превысил 500 тысяч экземпляров, сотрудникам редакции приходилось выпускать номер в сжатые сроки. Почему, спрашивали они, корреспонденции должны проходить двойную цензуру: ка месте событий и в Москве? (Местные цензоры, приданные Московскому телеграфному агентству [МТА], просматривали каждое сообщение, поступавшее по телеграфу.) Поскольку отчасти вина за опоздания и недоброкачественность телеграфных лент с новостями лежала непосредственно на МТА, Сытин велел своим редакторам жаловаться и телеграфному начальству. Они также возобновили ходатайство, впервые поданное в 1913 году, о том, чтобы провести в редакцию прямую телеграфную связь, но правительство не разрешило изменять порядок цензурных ограничений. Прямую линию «Русское слово» получит только в 1917 году, когда к власти придет Временное правительство, а пока Сытин нанял для связи с МТА курьера: тот галопом носился по улицам на белой лошади, напоминая москвичам, что сытинская газета не останавливается перед затратами, лишь бы вовремя сообщить им последние известия.

По мере того как на фронте Россия терпела от 70 германских дивизий поражение за поражением, правительство все назойливее вмешивалось в распространение информации, и вот 15 июля 1915 года редакторы Сытина получили копию телеграммы, посланной из Генерального штаба Верховного командования министру внутренних дел (в компетенцию которого входила печать): «Необходимо путем неофициальных статей и широко поставленных разъяснений печати подготовить общественное мнение к вопросу о возможности (германского] наступления… в пределах Варшавского военного округа». А что именно требуется от «Русского слова», выяснилось в августе, когда Генеральный штаб предложил всем газетам опубликовать историю героической гибели на поле брани крестьянина Степана Веремчука.

Но дело в том, что еще в июне 1915 года сытинские редакторы начали допускать в освещении войны оптимистические, даже лживые нотки. Для людей посторонних это легкое изменение тона прошло незаметно, и в августе цензор по-прежнему жаловался своему начальству на «Русское слово» по поводу «статей, игравших в руку германской пропаганды, стремящейся всеми силами к понижению общественного настроения в России», Однако едва ли «общественное настроение» могло быть приподнятым, если в результате ожидавшегося германского наступления русская армия оставила Галицию и западную Польшу. Только за 1915 год русские потеряли 2 миллиона человек. В конце того же года до Сытина дошло горькое известие о том, что в числе погибших оказался и его сын Владимир. Двое старших сыновей, Николай и Василий, уже не подлежали мобилизации по возрасту, а тезка отца Иван, двадцати девяти лет отроду, должно быть, так или иначе участвовал в войне. Противоречивые чувства испытывал Сытин к двадцатидвухлетнему Петру, оставшемуся во вражеской стране (куда он уехал в 1913 году), зато он вправе был ожидать поступления на службу в царскую армию от своего последнего сына, двадцатилетнего Дмитрия (который оправдал его надежды в 1916 году). В качестве личного вклада в общие усилия Сытин передал Красному Кресту под госпиталь свою подмосковную усадьбу.