Читать «Райское яблоко» онлайн - страница 105
Ирина Лазаревна Муравьева
– Алешенька, папа!
– Что папа?
Он вздрогнул.
– Алешенька, март на дворе, снег идет. А он прилетел. Это он!
– Красивый какой! – прошептала Амалия. – Он, Сонечка, помнишь, в Коньке-Горбунке царя как сыграл? Камзол у него был такой… темно-красный, рукавчики белые, с золотом… Помнишь?
Туловище этого огромного майского жука было бордовым, его покрывал белый пух, а на голове волоски разделялись в продольные зеленоватые полосы. Глаза его были темны, озабочены, и красные усики плавно качались, как веер нарядной, но хрупкой японки.
– Я вас уверяю, – резко, но испуганно сказала вошедшая в комнату бабушка, – что он просто в этих цветах и приехал! И, может быть, спал, а теперь он проснулся… С ума вы сошли ото всей этой мистики!
– Какая же мистика, Зоенька, солнышко! – вся вспыхнула Сонька. – Какая же мистика? Ведь день-то сегодня какой? Ведь девятый! Пришел попрощаться. Вот так и бывает. Душа-то его еще здесь, ей ведь больно – Алешу оставил… Наверное, хочет прощенья просить. Алешенька, не уходи! Ты постой. Пусть он на тебя поглядит, ему в радость…
Алеша схватился за голову и шагнул к двери. Но тут майский жук медленно раскрыл свои маленькие и неловкие крылья, сделал стариковски-неуклюжее движенье, как будто хотел обернуться к Алеше, и вдруг полетел. Летел он старательно, неторопливо, со звуком, таким же шершавым, мохнатым, как все его тело. Алеша, Амалия, Сонька и бабушка стояли не двигаясь. Жук опустился на краешек вазы и тихо пополз. Казалось, что он утомился в полете.
– Его покормить бы, – вздохнула Амалия. – А чем покормить?
– Свари ему супчик, – откликнулась бабушка, – борщ, например. Пускай уж тогда пообедает с нами.
– Я, Зоенька, вижу, что так тебе легче, – сказала Амалия. – Когда человек негативно настроен, ему легче жить. Я и не осуждаю.
Жук перелетел на окно и начал тихо скрести щупальцами стекло. Стекло было крепким и не поддавалось. Он перелетел на другое и начал скрестись, словно даже с тревогой.
– Его нужно выпустить, – вдруг прошептала испуганно бабушка. – Хочет на волю.
– Да он там погибнет! – воскликнула Сонька. – Куда его выпустить? Там такой холод!
Жук уже не просто скребся, он отчаянно стучал в стекло большой черной головой, как будто пытаясь пробить себе дырку. Жужжанье его стало жалобным, диким.
– Иди на цветочек, иди вот на ветку, – твердила ему милосердная Сонька. – Поешь хоть немного, а то ведь погибнешь…
Бабушка открыла форточку. Сонька и Амалия ахнули.
– Лети, если хочешь, – сказала жуку беспощадная бабушка.
Жужжание смолкло. Никто не дышал.
И он улетел! Он больше не бился, не скребся, не плакал. И даже окраска его изменилась: она стала ярче, как будто впитала в себя эти взгляды, которыми люди его провожали, пока он был виден в уже по-весеннему голубоватом и ветреном воздухе. Пока эти люди смотрели, как он, подобный сгустившейся капельке крови, летит, словно знает, к кому и зачем.
Голова разламывалась, есть Алеша не стал. К бабушке пришел ученик, и из маленькой комнаты поползли пронзительные, выматывающие душу, невыносимые, особенно сейчас, звуки скрипки.