Читать «Райское яблоко» онлайн - страница 101

В десять часов утра началась панихида в театре. Гроб установили на положенном ему возвышении, собравшиеся густо, как пчелы, окружили его своими монотонными голосами, и товарищи отца по работе тихо, с этими печально-почтительными лицами, на каждом из которых сквозь печаль проступало невольное удовлетворение, что это хоронят не их, а другого, сменяли друг друга в почетном карауле. Потом начались речи, и монотонное гудение притихло. Мать стояла вплотную к отцовскому гробу и гладила его по лицу. Странным было то, что она по-прежнему не плакала и гладила его по лицу с какой-то даже настойчивостью, словно от ее прикосновений что-то зависело. Бабушка была тут же, слева, и Саша держал ее под руку. Бабушка плакала и вытирала глаза перчаткой, но, бегло взглянув на нее, Алеша увидел, что смерть отца уже не приносит ей той боли, которую она чувствовала до тех пор, пока рядом не появился Саша и не взял ее под руку. Несмотря на то, что он понимал, что от него ждут, чтобы он тоже занял свое место рядом с матерью и бабушкой, он не мог заставить себя сделать этого. Катя, которой он не позвонил ни разу за эти три дня, пока готовились похороны, каким-то образом узнала о случившемся и теперь стояла рядом с ним, не притрагиваясь к нему, и он чувствовал ее глаза, как чувствуют иногда тепло чужого дыхания.

– Алеша, пойди, погляди на него, – сказал ему кто-то. – Какой был актер! От Бога актер был, Алешка!

Алеша удивился, потому что это хоронили его отца, а то, кем он был – актером или плотником, – не имело никакого значения. Он поднялся по ступенькам на возвышение, посмотрел на того, кого все называли сейчас просто по имени и к кому обращались на «ты», как будто бы смерть разрешила им это. У спокойно лежащего в узком гробу человека не было ни малейшего сходства с отцом, потому что выражение его застывшего лица было таким, каким оно никогда не было у отца, – величавым и сосредоточенным. На этом лице не было ни морщин, ни складок, ни отеков, не было этих ужасных, похожих на комья земли, подглазий, но была какая-то странная обновленность, словно бы смерть стремилась приравнять освободившуюся от болезней и слабостей человеческую плоть к всему остальному в природе: деревьям зимою, растеньям под снегом и даже цветам, пусть сорванным, но еще свежим.

Алеша простоял рядом с матерью не больше одной минуты, и вдруг голова у него закружилась так сильно, что он почти сбежал обратно вниз и, не глядя ни на кого, вышел в фойе. Катя догнала его у самой двери, схватила за руку, потом крепко обняла и почти повисла на нем, целуя и громко всхлипывая. В фойе были только две старые смотрительницы, которые, скучая от того, что им приходится находиться здесь, а не присутствовать при таком ярком событии, как панихида по усопшему, хорошо знакомому им человеку, с готовностью переглянулись.

– Алешенька, – бормотала между тем Катя, приподнимаясь на цыпочки, чтобы еще крепче обнять его. – Ты лучше не сдерживайся! Что ты – как каменный, Алешенька, милый!