Читать «Любовь и голуби (сборник)» онлайн - страница 238

Владимир Павлович Гуркин

РИМАС. Знаешь, как считать? Я не знаю. Чиста Александра перед тобой… Перед всеми. Это знаю.

Небольшая пауза.

ИВАН. Давно вы с ней?

РИМАС. Ох, Иван… (Наливает себе и Ивану водку.) С возвращением?

ИВАН. Да я уж выпил.

РИМАС. Да уж вижу. Устроил цирк: угу, ага, платок… С Петром вместе воевали?

ИВАН. Развели. Меня на Белорусский, его под Сталинград. Еще в эшелоне разделили…

РИМАС. Очень желал Губарев вас с Петром посадить. Очень. На перрон выскочили с чекистами, хотели с эшелона вас вытащить. А поезд уж хвостиком нам – ту-ту…

ИВАН. Буча была? Дело какое-нибудь на нас?..

РИМАС. Поймали б, было б дело. А так… Кому вы нужны? Не на курорт же сбежали. Рукой и махнули. Мстить начал, полютовал.

ИВАН. Губарь?

РИМАС. И Соне, и Саше. Михаила с конюшни выгнал… Голод, холод. Дрова выписывал вашим с самой дальней деляны. Осина молодая, проледеневшая – не топится. Баню жгли, помог раскатать… Все, что можно, жгли. Досталось и бабам, и детишкам. И говорить неохота.

Выпили.

РИМАС. Про Михаила знаешь?

Иван кивнул.

С зайцами в ту зиму повезло, много развелось. Я силков наставлю – один, да попадется. Если лиса не съест, принесу – отдам. Летом полегче – рыба, грибы… Крапиву молодую варили…

ИВАН. Председателя Нюра угрохала?

РИМАС (помолчав). Первое время я вместо него. Анну отправил… на лесозаготовку, на месяц в тайгу. Ничего, обошлось. Ты где пропадал?

ИВАН. До сорок четвертого в партизанах. После плена. Потом с действующей соединили, и до Берлина. А после победы – уже в Берлине – особист наш, хороший мужик – еврей! – вызвал и говорит: «Ты, Ванька, домой пока не возвращайся, а то тебя, как бывшего военнопленного, заметут на фильтрацию и… в лагерь. Жить хочешь – побегай пока по стране». Ну вот… побегал.

РИМАС. В плену был?

ИВАН (наливает себе и Римасу водку). Одиннадцать дней. Выпьем.

Выпили.

РИМАС. Из плена сбежал?

ИВАН. Ковоира загрыз.

РИМАС. Как загрыз?

ИВАН. Зубами. Из окружения выбирался – всю роту у нас посекли. В живых… не знаю: остался кто или нет. По ночам к нашим шел, днем ветками себя завалю и сплю, ночи жду. А тут в стожок у хутора залез, пригрелся и уснул. Ну и че, сцапали. Коней решили с этого стожка покормить. В подвал меня, а утром связали по рукам-ногам, в телегу кинули и на центральную усадьбу, на расстрел. Солдатик их повез. Он сразу мне несуразным каким-то показался. Пилотку вот так, поперек, надел, не как положено. Вожжами пощелкивает, че-то немецкое насвистывает… Донасвистывался, дурак.

РИМАС. Один конвоир?

ИВАН. Дак а че? Я связанный весь! А у него еще автомат. Вот в телегу закинули меня неправильно. Надо было не ногами вперед, как покойника – поторопились тут они, – а головой к коню, головой по ходу движения. Давай покажу, счас поймешь… Вяжи меня.

Иван и Римас явно захмелели.

РИМАС. Зачем? Не хочу. Где женщины-то?

ИВАН (сняв со стены бельевую веревку). Да я там… Шумнул немножко. Счас придут. Вяжи, говорю. Натурально, чтоб понял.

РИМАС. Хорошо. (Связывает Ивану руки за спиной.) Так?

ИВАН. Крепко? Ты меня не жалей… Я тебя жалеть не буду.