Читать «Опять ягодка (сборник)» онлайн - страница 70

Владимир Качан

Да, давно это было… В прошлое Кася не оглядывалась никогда. В то прошлое, в Сызрани, в другую жизнь. Если она что-то и вспоминала, то исключительно латвийский период. А Сызрань… Что Сызрань? Что короткий и мерзкий вояж в Москву?.. Что там было ей искать, кроме молодости, ушедшей в небытие? Такие экскурсы в прошлое у других людей она называла словами «ностальгический смрад». Поэтому – что там говорить – она никогда не оглядывалась назад. На кой черт! Чтобы посыпать себе соль на рану и еще раз прийти к выводу, что жизнь сложилась неправильно, и в какой-то момент надо было повернуть в другую сторону? Так, что ли? Нет, лучше уж гулять по пляжу и читать книги. Злость и одиночество только добавляли возраста Касе.

Злость на жизнь и на людей угнездилась в ней давно, а одиночество – сравнительно недавно, после смерти Мариса, того самого искомого латыша, которого она выбрала некогда себе в мужья. Он был и состоятелен, и по-своему красив той самой нордической красотой, которой отличался впоследствии герой боевиков среднего уровня Дольф Лундгрен. После первого же обмена взглядами с Касей в ресторане он понял, что влюблен и другой женщины ему не нужно. Обрел свое счастье. Он приходил в «Перле» всякий раз, когда была ее смена, и оставлял чаевые, намекающие на особое расположение.

Когда они поженились и Кася стала жить в Риге на улице Свердлова (что теперь, через двадцать лет, казалось смешным) в приличной трехкомнатной квартире, быстро выяснилось, что Касин муж – нестерпимо скучен, что у него все по порядку, без тени импровизации и романтики.

А секс с ним не шел ни в какое сравнение с тем, что было у нее со Стефаном и Лехой. Да и вообще, остроту тех ощущений она с тех пор не испытала ни разу. Хотя пыталась. Один раз с музыкантом из их ресторана. Но оказалось настолько пьяно, грязно и гадко, что попыток она больше не делала. Спокойный и скучный Марис умер от сердечного приступа прогрессирующей стенокардии, о которой он молчал, не лечился и все пытался соответствовать своей молодой и красивой жене, которая больше всего на свете любила танцевать. Танцевальные навыки, приобретенные Касей в Сызрани, требовали хоть какого-то выхода. Муж таскался с ней на все дискотеки и, с гримасой боли на лице, которую та попросту не замечала, пытался то танцевать, то выпивать и сидеть в прокуренном зале, если танцы были в ресторане.

Да, он был всегда спокоен, ничего не говорил, чаще всего молчал, но понимал и знал, что Кася его не любит. Перед тем как его повезли на операцию, окончившуюся, мягко говоря, неудачей с переходом в мир иной, он попросил у сестры бумагу и ручку и написал Касе несколько слов: «Моя милая Катя! Я так любил тебя, хотя и не смог сделать твою жизнь веселой и праздничной. Но я старался. А ты подарила мне несколько лет счастья. Спасибо тебе. И прощай. На всякий случай». Он будто знал, чем у него все закончится, и этот «всякий случай» все-таки случился. Он написал свое прощальное письмо по-латышски, так как русским языком свободно не владел. Но попросил медсестру, в случае плохого исхода, перевести жене его слова. Она и перевела потом, и Кася впервые за много лет заплакала. И не оттого, что было так уж жалко Мариса (хотя и от этого, конечно), а оттого в первую очередь, что стало совсем одиноко.