Читать «Хроника одного полка. 1915 год» онлайн - страница 245

Евгений Михайлович Анташкевич

Всё было как обычно, только не получалось остаться одному. Вчера Алексей Гивиевич вернулся из госпиталя Рижского укрепрайона. Буквально со стола начальника хирургического отделения он увёл свежую газету и сейчас хотел прочитать её в тишине и одиночестве.

Газета была не свежая, а свежайшая, большая редкость по нынешним временам, «Киевская мысль» № 353 за 21 декабря 1915 г. От цвета газетного листа, от запаха бумаги так сильно веяло мирным временем, что Курашвили затосковал и понял, что устал от главного, от суеты. Он показал газету офицерам, но никто не заинтересовался, только было сказано короткое: «Агитация». Было голодно, сыро, вода в окопах поднималась иной раз по щиколотку и никогда не уходила совсем. Ещё стало понятно, что от вшей избавиться уже не получится, так прочно эти мелкие вредные твари обжили всё то, что в окопах и землянках обжили драгуны. Дорогу до хозяйства Клешни доктор знал с закрытыми глазами: эту позицию, на южном краю огромного Тырульского болота, полк занимал уже почти два месяца.

Клешня расположился добротно. Под его хозяйство, «Клешнёву ресторацию», была выбрана старая берёзовая роща вперемежку со старым ельником, поэтому роща была густая, тёмная, а деревья высокие и кряжистые. Сильно в землю углубляться не стали, нашли поляну, сняли дёрн, застелили досками, сколотили между собой, а чтобы от походных кухонь и костров не дымило и не привлекало внимания германских артиллерийских наблюдателей, растянули между деревьями куски парусины. Маскировке помогали густые туманы, приходившие от болота с севера. Почти рай. Несколько шальных снарядов прилетели, но кроме шума, никакого вреда не принесли, поэтому полковая кухня считалась самым безопасным местом, и в этом качестве её все берегли. Вплоть до того, что старались не вытаптывать дорожек, поскольку в талом снегу они обозначались чёрными нитями, достаточными для единственного пролёта над этим местом германского разведывательного аэроплана. Хотя всё равно дорожки обозначились, эскадронные гонцы за едой перевозили двухвёдерные бачки на двуколке.

Было то ли темно, то ли нет – наверху непроглядное небо, а на земле белел снег.

Курашвили шёл и старался ни о чём не думать. Как только он начинал думать, то сразу вспоминал Татьяну Ивановну Сиротину, покойницу. И наступала пустота, и с этим ничего не поделашь.

О печальном событии Курашвили узнал из газет и наградных бюллетеней – «посмертно».

Ужас произошедшего немного смягчил рассказ Алексея Алексеевича Рейнгардта, вернувшегося в полк после излечения, но ничего невозможно было исправить, кроме того, что Курашвили наконец узнал, как зовут матушку Тани – Антонина Петровна. А то, что издохли Танины собачки, ведь он их видел, и вовсе было скверно. И Алексей Гивиевич решил, что если он выживет на этой войне, то или переедет к родителям в Питер, или в Москве снимет другую квартиру. И уж совсем в одну горькую точку на двоих сошлось то, что, когда в феврале начался обстрел крепости Осовец и ранило полковника Розена, полк стоял там, и Таня Сиротина была в крепостном лазарете. Рейнгардт тоже расстроился, когда от доктора подтвердилось, что он находился от Танечки так близко и этого не знал.