Читать «Под стук колес» онлайн - страница 59

Анна Александровна Турусова

Слева за локоть крепко схватили. Ксения вздрогнула и оглянулась.

— Вы не на ходу выпали? Да нет, дверь за вами захлопнулась.

— Я пройду остановку пешком, — Юдин пристроился с подветренной стороны. — Простите меня, Ксения Антоновна. Вы столько мне наговорили, что я растерялся. Скажите, это все правда или вы записались в утешители?

— Что, что? — не поняла Ксения.

— Вы знали, что я снят с работы?

— Вы? — Ксения резко остановилась. Кто-то шедший за ними от неожиданности толкнул ее в плечо и недовольно буркнул: «Простите».

— Все, все, все, — Юдин облегченно вздохнул и улыбнулся. — Вижу: не знали. Я ведь не поверил. Решил, что жалеете, успокаиваете. Так, исподволь. По принципу: с добрым словом и черная корка халвой пахнет.

— Ничего не понимаю. За что? Когда? — Ксения с трудом подладила свой шаг к его размеренной тяжеловатой походке. — Обухом по голове. Объясните толком.

— Не буду, — категорически отрезал Юдин. — Не обижайтесь. Я и сам еще не все понял. Может, за дело, а может, и не совсем. Пока мной правит обида. А обида плохой судья. Не спрашивайте.

— Ну и ну, — покачала Ксения головой и не нашла, что добавить. И ненужное бодрячество в фойе, и молчание над нелепым блокнотным листком, и набежавшее внезапно недоверие — все стало понятно: человека ломало. Что же дальше? Уйдет с комбината? Он без него и дня не проживет. Поднимет ли свою боль? Не придавит ли обида, как могильная плита?

— Что замолчали?

— Не знаю, что сказать, Игорь Леонидович. Хотите, научу древней восточной молитве? Повторяйте за мной: «Господи, дай мне силы, чтобы смириться с тем, чего я не могу изменить. Господи, дай мне мужество, чтобы бороться с тем, что я должен изменить. Господи, дай мне мудрость, чтобы отличить одно от другого».

— Видно, очень я плох, если мне в помощь дают господа.

— Эта молитва не для слабых. Неужели, трудно заметить? Да и молитвой это едва ли можно назвать…

Час «пик» наполнил улицы обычным вечерним разноголосьем. Один за другим проползали отяжелевшие трамваи. Автобусы фыркали, припадая набок. Город зажигал огни. Час «пик» с транспорта перемещался в магазины. Юдин замедлил шаг: подходили к остановке.

— Значит, вы все это от души, — задумчиво протянул он. — Как же так?

— Игорь Леонидович, помилуйте, я ведь ничего вам особенного не сказала! Не понимаю, почему я смутила вас…

— Ксения Антоновна, вы с другой планеты! Мы же говорим на разных языках. У нас самые ходовые слова — «давай» и «нельзя». У нас есть те, кто дает план, и те, кто его не дает, кто оправдал доверие коллектива и кто не оправдал. Мы слишком много соприкасаемся с железом. Говорим заготовками. Этим заготовкам, пожалуй, столько лет, сколько самому комбинату. Железо стареет, а слова остаются. Вот уже и первый космический корабль ушел на реставрацию, износился. А ведь он двадцать лет не работает — стоит как памятник. Комбинат полвека вкалывает вовсю, а все на косметике держится. Может, мы и слова новые не находим, потому что рядом все одряхлело? А? Как вы думаете, Ксения Антоновна? Я целую вечность не слышал обыкновенных хороших слов. С тех пор, как стал начальником цеха, ни одного — совершенно точно. Голову могу на плаху положить. — Юдин кротко заглянул ей в глаза, и признание прозвучало как нечаянная жалоба. — И вдруг ваши дивные монологи. Вы говорите, а я сжимаюсь. Мне бы расправиться, а я не могу — не по себе. — Юдин тут же застыдился своей откровенности и начал посмеиваться над собой. Вертись Ксения ежедневно у него на глазах, он бы, конечно, не приоткрыл ей своей боли и угнетенности, — она это понимала. Каждый раз при встрече ему чудилось бы в ее взгляде отражение собственной минутной слабости и точило самолюбие. А они едва ли встретятся в ближайшее время, и он просто снял спецовку с души.