Читать «Под стук колес» онлайн - страница 23

Бедная баба Вера! Она и не догадывается, что оказалась сильнее. А мне хочется улыбнуться, и я улыбаюсь. Золотисто переливается в чашке чай. Я не хочу его пить — он холодный. И я не пью его.

Черешня

Рассказ

— Сегодня едем в сад к миллионеру. Скажи Деминым. Машина в шесть, — голос у Ираклия сухой и категоричный, как всегда, когда он говорит по служебному телефону. От неожиданности я не сразу понимаю, что к чему. Испуг простукивает в голову: отказаться, пока не поздно. Но трубка уже коротко и равнодушно пикает отбой, значит, все вопросы и возражения отменяются.

Что это за поездка? Само собой понятно, что не дружеский прием. И не официальный тоже: никакого отношения советские специалисты, хоть они и работают здесь, в Иране, к миллионеру не имеют.

И почему встреча в саду? Что за сад? Мое представление о саде четко, как прямоугольник: сад — это клочок земли — шесть яблонь да семь вишен, грядка с огурцами и маленький домик, где можно переночевать и хранить инвентарь.

Тоня Демина не ломает голову. Ее волнует другое: а что надеть к миллионеру в сад? И действительно, что? Мы смотрим друг на друга, обе растерянно смеемся, вспоминаем свой гардероб и выбираем русский ситец, который выручает в знойную пору в любой ситуации.

И вот наш невзрачный джип, волоча кудлатый хвост пыли, мчится по серо-желтой пустыне. Ираклий сидит рядом с водителем, победно качает черной головой и рассказывает, как ловко нагадал эту дальнюю дорогу. А глаза — глаза так и хотят прихвастнуть чуточку больше, чем позволяют наши насмешливые вопросы и намеки. И даже сам грузинский акцент, кажется, существует лишь для того, чтобы он, Ираклий, мог хоть немного подчеркнуть собственное превосходство.

— …Тогда я говорю коллеге: «Как же так, господин Аскуи? Персия славится поэтами — нам с ними встречаться нельзя. Персия славится женщинами — вы их прячете под чадрой. Неужели и сады вы оберегаете от красной пропаганды?» А персы — они, как грузины, — зажигаются моментально. Я их за это и люблю. Коллега мой даже винстон из рук выронил: «Нехорошо, господин Каладзе, ай, нехорошо! Завтра же повезу вас в гости к другу. У него прекрасный сад, он миллион на нем сделал!»

Господин Аскуи и Ираклий, насколько я знаю, работают на одном комплексе и дублируют друг друга. Вряд ли Аскуи ронял сигарету, вряд ли горячился так, как рисует Ираклий, — иранцы в общении с шоурави сохраняют сдержанность и настороженность, — но Каладзе есть Каладзе. Им можно любоваться, над ним можно, опять же любуясь, посмеиваться, но никак не корить. Пыл, торопливость речи, желание отразиться в глазах друзей, как в зеркале, — прежде всего отголосок той радости, которую он доверчиво несет людям, так же просто, как дарит цветы красивой женщине или игрушку ребенку.