Читать «Лимоны и синицы» онлайн - страница 26

А в холодной деревенской Греции мне всё было никак, всё было зря, и что же я делала в последние несколько часов, ожидая автобуса, который отвезёт через весь Пелопоннес до самых поднебесных Афин? Я, конечно, лежала на мелкой, как рис, гальке, вжималась щекой, грудью, животом и ногами в нагретое крошево, нисколько не заботясь о том, что кожа станет, как тиснёная бумага; а спина моя в это время нечувствительно обгорала на ветру, – я знала, но зачем-то хотела привезти в Москву эти жестокие следы солнца, камней и соль Ионического моря. Чтобы кто-то мог лизнуть белёсый потёк на плече, погладить синяк, поцеловать обожженную лопатку – и убедиться, что я на самом деле не стеклянная женщина, из тех подарочных сосудов, которые наполнены дешевым вином и стоят дороже своего содержимого; нет, я вот, – исхожу жаром и кашлем, у меня до сих пор красно под коленками и на сгибе локтя.

Мне всё кажется, что в меня кто-то не верит, кто-то важный, – а ведь я есть.

В то лето всё думала: надо будет сказать, что я его люблю. Но никак не могла выбрать подходящий случай. Это бессмысленно делать в постели, там фразы ничего не стоят, после мелких ссор прозвучит жалко, во время романтических пауз при свечах – банально, а при расставании в словах нет никакого веса – на вокзале, например, чего ни ляпни, понятно, что от нервов. Иногда собиралась сказать, пока он спит, но хотелось бы обойтись без киношной дешёвки. Правильно было говорить, когда чувствовала – стоя в дребезжащем автобусе, пока рассматривала медленные улицы, вытянув шею и положив подбородок на его плечо, как это делают лошади и все маленькие влюблённые женщины. За завтраком, хотя у нас хмурые помятые физиономии, в магазинной очереди в кассу. И ещё в машине, ночью, когда мы ждали случайного человека, у меня поднялась температура под тридцать девять, и жизнь могла вести себя как угодно – приостановиться, закончиться совсем или пойти в любом ритме и направлении, – потому что время вовсе перестало быть, и я перестала быть, чуя только свой левый бок, которым привалилась к нему, и половину головы, и плечи, на них лежала его рука, а всё остальное онемело от озноба и жара. Я смотрела на отблески фар, пробегавших по нему, по мне, по ворсистым чехлам сидений, и думала, что вот подходящий момент, но сил же никаких нет.

Каждый раз собиралась, но потом просто улыбалась. Я очень много улыбалась ему в то лето.

Как только скажу, всё кончится. Он получит очередную звёздочку на фюзеляж, а я очередное «не ври».

Они никогда мне не верят. Они не верят, пока молчу, но у меня сохраняется иллюзия, что если сказать, всё сразу изменится: рука отпустит горло, камень свалится с печени, я отдам ответственность и освобожусь – я люблю, а ты уж делай с этим что-нибудь. Магия, которая так прекрасно действовала на меня, должна бы работать и с ними, но не работала. Чужая любовь опутывала меня с головы до ног, а из своей я не умела сплести ни силка, ни фенечки.