Читать «Катер связи» онлайн - страница 12

Евгений Александрович Евтушенко

будто он,

прикоснувшись ко лбу,

разбудил поцелуем —

не выстрелом,

как царевну в хрустальном гробу.

И охотник

от чуда возникшего

73

даже вымолвить слова не мог;

от дробинок его,

в ствол вонзившихся,

брызнул,

брызнул

березовый сок.

И охотник,

забыв об измотанности,

вдруг припал

пересохшей душой,

будто к собственной давешней молодости,

к бьющей молодости чужой.

Зубы сладко ломило

от холода,

и у ног

задремало ружье...

Так поила береза

охотника,

позабыв,

что он ранил ее.

74

ЗАЧЕМ ТЫ ТАК?

Когда радист «Моряны», горбясь,

искал нам радиомаяк,

попал в приемник женский голос:

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

Она из Амдермы кричала

сквозь мачты, льды и лай собак,

и, словно шторм, кругом крепчало

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

Давя друг друга нелюдимо,

хрустя друг другом так и сяк,

одна другой хрипели льдины:

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

Белуха в море зверобою

кричала, путаясь в сетях,

фонтаном крови, всей собою:

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

Ну, а его волна рябая

швырнула с лодки, и бедняк

шептал, бесследно погибая:

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

75

Я предаю тебя, как сволочь,

и нет мне удержу никак,

и ты меня глазами молишь:

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

Ты отчужденно и ненастно

глядишь — почти уже как враг,

и я молю тебя напрасно:

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

И все тревожней год от году

кричат сквозь непогодь и мрак

душа — душе, народ — народу:

«Зачем ты так? Зачем ты так?»

70

БЕЛЫЕ НОЧИ В АРХАНГЕЛЬСКЕ

Белые ночи — сплошное «быть может»...

Светится что-то и странно тревожит —

может быть, солнце, а гложет, луна.

Может быть, с грустью, а может, с весельем,

может, Архангельском, может, Марселем

бродят новехонькие штурмана.

С ними в обнимку официантки,

а под бровями, как лодки-ледянки,

ходят, покачиваясь, глаза.

Разве подскажут шалонника гулы,

надо ли им отстранять свои губы?

Может быть, надо, а может, нельзя.

Чайки над мачтами с криками вьются —

может быть, плачут, а может, смеются.

И у причала, прощаясь, моряк

женщину в губы целует протяжно:

«Как твое имя?» — «Это неважно...»

Может, и так, а быть может, не так.

Вот он восходит по трапу на шхуну:

«Я привезу тебе нерпичью шкуру!»

Ну, а забыл, что не знает — куда.

77

Женщина молча стоять остается.

Кто его знает — быть может, вернется,

может быть, нет, ну, а может быть, да.

Чудится мне у причала невольно:

чайки — не чайки, волны — не волны,

он и она — не он и она:

все это — белых ночей переливы,

все это — только наплывы, наплывы,

может, бессонницы, может быть, сна.

Шхуна гудит напряженно, прощально.

Он уже больше не смотрит печально.

Вот он, отдельный, далекий, плывет,

смачно пуская соленые шутки

в, может быть, море, на, может быть, шхуне,

может быть, тот, а быть может, не тот.

И безымянно стоит у причала —

может, конец, а быть может, начало —

женщина в легоньком сером пальто,

медленно тая комочком тумана, —

может быть, Вера, а может, Тамара,

может быть, Зоя, а может, никто...

78

ИНОСТРАНЕЦ

...и Меркурий плыл над нами —

иностранная звезда...

М. Светлов

На архангельском причале

иностранные суда,

иностранные печали,

иностранная судьба.

И чернявый, как грачонок,

белой ночью до утра

плачешь ты, матрос-гречонок,

возле статуи Петра.