Читать «Убиты под Москвой (сборник)» онлайн - страница 140

Ну, тут нас конвоир огрел прикладом разом обоих – тесно мы сошлись в разговоре… Жалко ему, сволочу, стало воздуха… слов наших утешительных друг другу. Ну, да черт с ним. Вытерпели мы и не такое, снесли и это, а через полчаса подошли к лесу.

При случае я, конечно, коснусь литовских лесов особо, а сейчас скажу только, что не леса, а чудо развели там люди! По нескольку километров тянутся они в разные стороны, и, между прочим, все в них растет такое же, как и у нас в России: сосны, дубы, ясень, клены… И даже цветы одинаковые. Может, вам случайно знаком весенний цветок-баранчик? Кудрявый такой, желтоватый, на длинной ножке? В детстве мы их охапками ели, потому что вкус у них на мороженое смахивает. Вот эти-то баранчики я и увидел сразу, как только пришли мы в лес. С голодухи показались они мне не то что мороженым, а… вроде хлеба! Навалились мы на них со своим напарником, а конвоир…

Ну что он мог другое придумать? Избил, конечно. «Дас ист дойче!» – кричит. Немецкие, значит, баранчики.

Ладно. Стал он нам прикладом объяснять, что мы должны делать. Оказывается, березовые прутья резать и складывать в кучки. Для чего они понадобились фашистам – ума не приложу. То ли на розги, то ли на метелки, чтобы фатерлянд свой подметать, то ли для банных веников.

На этом месте я хочу задержаться, чтобы получше объяснить вам, каким путем появилась у меня тогда мысль о побеге. Конечно, об этом я думал всегда – и днем и ночью, и во сне и наяву. Но тогда, в лесу, решение это созрело у меня полностью и со всех сторон, и не потому только, что к этому представились условия местности. Нет. Дело тут оказалось в другом, в том, что конвоир боялся нас, вот в чем!

Первый признак к этому был тот, что он остановил нас почти на голой полянке. На ней, может, и было-то всего три березовых куста да один пень дубовый… А второй признак – это наша с напарником однорукость. То есть две руки на двоих. Значит, еще в лагере у немца сидела где-то робость насчет того, чтобы идти с пленными в лес, и нас, таких, он выбрал умышленно. Понятно теперь? А на войне, да и вообще в жизни, получается всегда так: враг трусит – я смелею!

Ну вот. Определил нам конвоир дистанцию – дальше березовых кустов ни шагу, – сел сам на дубовый пень и заныл на губной гармошке какую-то свою немецкую кручинушку. А мы режем да режем. Напарник в одном кусте, а я в другом. Ножи, как я уже говорил, большие были и острые. Рубанешь одну веточку – она и набок. Хватишь две сразу – то же самое. Так что двух рук для такой работы вроде и не требовалось. «Неужели же, – думаю, – не хватит мне своей левши для того, главного своего дела? Неужели же мало ему ее одной будет?»

С напарником я решил поговорить об этом осторожно, намеками. Но как только подошел к нему и увидал глаза его, так все разом понял: думал он то же самое, что и я…

Оказывается, такое дело нельзя скрыть друг от друга людям. Смертную решимость то есть. В человеке тогда напружинивается все нутро его, а глаза отчего-то расширяются. И вот что удивительно – интереснеет тогда человек и даже ростом вытягивается… Ну, одним словом, напарник тоже понял и сказал всего лишь: