Читать «Генри Торо» онлайн - страница 88

Ценители биографических и мемориальных деталей жизни Торо, а также книжных раритетов группируются вокруг находящегося в Конкорде «Лицея Торо», представляющего собой своего рода симбиоз литературного музея, лектория, библиотеки, архива и книжной лавки. В лицее ведется краеведческая работа, имеющая своим прообразом «экскурсии в природу», предпринятые в свое время Торо по Массачусетсу и соседним штатам.

Неоднократно совет лицея пытался — и пока безуспешно — хотя бы самым минимальным образом отметить дом на Мейн-стрит, где последние годы жил и умер Торо. Устные анналы лицея хранят свидетельства того, как порой почти с детективными коллизиями члены лицея пытались осмотреть дом. Однако его владельцы, наслаждаясь правом неприкосновенности частной собственности, и слышать не хотят ни о каком Торо. Полностью лишенные как местной, так и федеральной финансовой помощи и существующие лишь благодаря мизерным членским взносам и добровольным пожертвованиям, Общество и лицей неизменно бьются в тисках экономических трудностей, удерживающих эти общественные организации на грани закрытия.

Хотя в послевоенной Америке слава Торо приняла общенациональный характер, это вовсе не решило всех проблем, связанных с интерпретацией его наследия в современной общественной жизни США. В 1959 г. Уолтер Хардинг писал: «Слава Торо тем не менее имеет одну важную особенность. Философ по-прежнему не имеет „официального“ признания. Его бюст не находится в зале Славы. Не издано марок с портретом Торо. Его alma mater Гарвардский университет не назвал в честь Торо ни лекционной аудитории, ни скамьи в университетском зале. Ни одно скульптурное изображение Торо не украшает ни одного городского парка. Торо все еще persona non grata в определенных кругах по причине своих политических, социальных и экономических взглядов» (72, 205).

С тех пор, когда были написаны эти строки, кое-что все же изменилось. Бюст Торо наконец поместили в зале Славы, издали и марку с портретом философа. Но по-прежнему Торо — «личность, не пользующаяся доверием» в официальной американской идеологии. И это в общем-то не удивительно, ибо Торо в определенном смысле стоял у истоков той традиции, которая ныне получила наименование контркультуры, или альтернативной культуры. Отвергая идеи революционного переустройства буржуазного общества, представители «контркультуры» отвергают весь набор духовных и материальных ценностей этого общества. Не желая жить по-старому, сторонники этого течения одновременно не считают нужным изменять действительность. Естественно, у них возникает потребность в чистом морализме и спиритуалистическом натурализме. И теоретическое наследие Торо в этом смысле дает немало для «контркультурных» критиков истеблишмента.

В конце «бурных 60-х» взрыв молодежного протеста вознес имя Торо на новую высоту. Идеологи молодежного движения, и прежде всего «новые левые», обратились к наследию американской культуры XIX в. в поисках своих теоретических предшественников. И вот личность Торо, его книги, его социально-философское и политическое учение обретают «вторую жизнь», Торо провозглашается чуть ли не символом оппозиционно настроенной молодежи США. Это позволило литературоведу X. К. Уэбстеру в предисловии к новому массовому изданию Торо сказать, что идеи Торо «повели за собой участников марша на Монтгомери, штат Алабама, в 1965 г. и заставили тысячи студентов участвовать в демонстрации против нашей политики во Вьетнаме в апреле этого же года» (11, XV–XVI). Особый интерес американской молодежи к учению Торо был проявлен в годы вьетнамской войны. Авторы исследования «США: студенты и политика» пишут, что Торо оказал большое влияние на формирование антивоенной оппозиции, что «его взгляды… а также предлагавшиеся им методы борьбы и ныне пользуются популярностью, особенно в студенческой среде» (40, 151). В начале 70-х годов на сценах многих американских профессиональных и студенческих театров с огромным успехом шла пьеса Ж. Лоуренса и Р. Ли «Ночь, которую Торо провел в тюрьме». В ней были широко использованы высказывания самого Торо. Особое звучание эта пьеса приобрела в условиях общенационального движения за прекращение войны во Вьетнаме.