Читать «Тайные записки А. С. Пушкина. 1836-1837» онлайн - страница 68

Она испугалась не на шутку и стала суетиться вокруг меня, плача, причитая, не зная, что предпринять. И тут N. приняла мудрое решение – она просунула голову между моими коленями, прижатыми к животу, схватила хуй в рот и стала его так ублажать, как никогда прежде. Сначала боль в яйцах довлела над всем, и я еле сдерживался, чтобы не отпихнуть N. Скоро боль пошла на убыль, подавляемая наслаждением, но все еще существуя и придавая ему новую окраску.

– Вот тебе и Де Сад, – промолвил я мечтательно.

– Что? – переспросила N., заложив хуй за щеку.

* * *

Женщины подчиняются власти желания, власти денег и власти силы. Многие женщины медлительны и вялы в своих желаниях, поэтому Бог дал мужчине в помощь силу и деньги. Сила и деньги, умело употребляемые, отдают тебе женщину, а тут тебе и карты в руки – ты теперь должен возбудить в ней желание, которое, возгоревшись, уже не будет нуждаться ни в силе, ни в деньгах.

Я вспоминаю своих дворовых девок, в особенности Оленьку. Когда я пригласил ее к себе в комнату, она жалась к стенке и шептала «пустите», но не смела не подчиниться барину. Я заставил ее выпить вина, она быстро захмелела. Я подарил ей бусы. Оленька так обрадовалась, что с готовностью бросилась меня целовать в благодарность. Но мне был нужен поцелуй желания, а не благодарности. Я сделал так, что наши языки встретились, и она затрепетала в моих руках. Однако, когда я хотел засунуть руку между ног, она схватилась за нее обеими руками, не пуская ни в какую. «Не смей противиться мне», – приказал я ей, и она явно почувствовала облегченье оттого, что сделала все, что могла, но теперь должна повиноваться.

Потом она сама прибегала ко мне по ночам, хватала мою руку и засовывала себе между ног, вместо приветствия. Вскоре она забрюхатела. Я хотел оставить ее в Михайловском и дать ей родить, но наш мудрый Вяземский уговорил меня отправить ее со двора, а потом и замуж выдать. Повезло Оленьке.

* * *

На Кавказе я часто подходил к краю пропасти и наблюдал за своим растущим желанием броситься в нее. Я не хотел смерти, я был счастлив, но что-то отчетливо толкало меня сделать смертельный шаг. До какой степени я мог быть уверен в той части себя, которая удерживала меня от этого шага? Откуда берется моя другая часть, которая ни с того ни с сего желает собственной смерти? Может быть, зрелище пропасти настолько прекрасно, а ощущение полета настолько захватывающе, что эта другая часть меня просто забывает о неминуемой смерти, упоенная чистой красотой природы. Меня тянет броситься в пропасть не желание смерти, а полное забвение о ней.

Любой необратимый шаг вызывает страх, который тем сильнее, чем менее этот шаг обычен среди людей. Мой страх перед женитьбой успокаивался повсеместным обычаем жениться при достижении определенного возраста. Если бы было принято в человеческом обществе бросаться со скалы в пропасть, я бы преодолел страх не с большим трудом, чем страх женитьбы. Мне часто снится, как я без страха подхожу к пропасти и бросаюсь в нее. Ощущение полета настолько сильное, что я просыпаюсь, так и не испытав его в полной мере.