Читать «Ярошенко» онлайн - страница 135

Владимир Ильич Порудоминский

Подробности — на другой день, в письме от 7 марта: «Ответ на заявление экспонентов был предложен Ярошенкой, смысл его выражается словом „молчать“, а Прянишникова, который был принят большинством, — „убирайся к черту“ (недоразумение). Они признают приславших картины отказавшимися от заявления…»

Примем все, что сказал Поленов, хотя Поленов — сторона, лично заинтересованная и обиженная. Но вряд ли следует буквально принимать «терминологию» (тем более, что и у Поленова — не «молчать», а — «выражается словом „молчать“»). Так, «убирайся к черту» (и в скобках «недоразумение») означает следующую запись в протоколе: «Общее собрание постановило считать адресованное в Товарищество заявление за недоразумение». Подписавшим петицию разослали такого же содержания ответы и экземпляры Устава Товарищества для напоминания о действующих в нем правилах.

И не слишком решительная запись в протоколе и не исполненное твердости постановление признать экспонентов, приславших картины на выставку, отказавшимися от подписанной ими петиции, пожалуй, говорят не столько о подавлении бунта, об отчуждении бунтовщиков, сколько о попытке найти выход из положения, сгладить противоречия.

Не стоит буквально принимать «терминологию» Поленова в очень личном, с пылу с жару посланном письме, которое часто, почти обязательно, цитируется как доказательство деспотизма старых передвижников. Выдержки из писем Поленова, касающихся петиции, можно заключить и не этими обязательными строками.

18 марта он отвечает жене, уверенной, что после ужасных «молчать» и «убирайся к черту» ему, Поленову, ничего не остается, как выйти из Товарищества: «Ты говоришь, что думала, что я выйду, — нет, я никогда не имел этого намерения… Я слишком люблю Товарищество, слишком твердо верю в его главную цель и слишком уважаю самих товарищей как людей, намного выше стоящих всего остального строя, чтобы уходить оттуда… Я совсем изменил отношение к моим антагонистам. Надо брать у людей, что в них есть хорошее…» (Дальше в письме следует трогательный рассказ о том, как удивительно хорошо поет Маковский малороссийские песни — «Чудная минута. Я внутренно совсем примирился с Маковским».)

Петиция свое дело сделала: в Товариществе «свыше» были дарованы экспонентам более широкие права. «Как видно, „бумажка“ имела надлежащее действие!.. — докладывал Пастернак зачинщику Сергею Иванову. — Прием картин был возмутительно хорош, слаб. Добрую „частицу“ можно было выкинуть из всего принятого, — уж и то было бы очень и очень снисходительно. Далее — выбраны новых 10 членов…». Среди выбранных равно были и подписавшие бумагу и не подписавшие ее.

Но есть ли основания считать петицию документом, вполне отражающим борьбу молодых и старых в искусстве, даже в Товариществе?

Молодой Остроухов, например, решительно возражал против петиции. Елена Поленова возмущалась воинственной позицией Остроухова, но она пересказывала и слова Серова: «Подписи я назад не возьму, и если сделал ошибку, то сам и расплачиваться должен…»