Читать «На хуторе Загорье» онлайн - страница 52

Иван Трифонович Твардовский

Тут же узнаю подробности их жизни. Мать с Анной работают в Заготзерне — в Туреке крупный ссыпной пункт зерна, обслуживающий несколько земледельческих районов. Отсюда идет отправка зерна водным транспортом. Павлуша возле отца в кузнице, Маша и Вася ходят в школу. Квартиру арендуют у одинокого старика старожила, который рад случаю жить с людьми. В общем, обжились, попривыкли. Отец увлечен работой, меня берет к себе молотобойцем, о чем успел сразу же договориться с механиком.

Мы теперь втроем возле горна, занятые оковкой деревянных двуколок-тележек для погрузки зерна в баржи. За одну тележку платят тридцать рублей — цена отличная, и мы хорошо зарабатываем. И ни охов, ни вздохов: о хлебе никто и не толкует, мука продается свободно, на столе всегда свежий, домашней выпечки чудесный каравай. И я про себя дивлюсь и не могу понять: ведь в это же время там, в Зауралье, голодают.

А жизнь диктовала свое. Мне шел двадцатый год. Сразу я как-то приподнялся и почувствовал физическую зрелость. Приближалась весна 1934 года. В Туреке трепетно ждали ледохода — тянулись к реке. Река Вятка — священно почитаема в тех местах, может быть, язычески обожествляема до степени поклонения, и потому, с наступлением тепла, ее правый берег по вечерам преображался: краски девичьих нарядов, сердечные песни любви родному краю, неизбывная радость общения с пробуждающейся природой — все манило, молчаливо притягивало и нас, пришлых, желающих приобщиться к торжеству населяющих этот край счастливых людей. Я тоже шел на тот березовый берег. Да и как же тут удержаться! Что может быть заманчивее желанной встречи? И они, встречи, конечно же случались, радостью озаряли мою юность.

Начало навигации отмечалось в Туреке как праздник. Встречать первый пассажирский пароход выходили и стар, и мал. Речная гладь просматривалась далеко вверх и вниз, и множество людей терпеливо, пристально, со сладостным трепетом вглядывалось в даль, и, казалось, каждый только и желал, чтобы первым заметить пароход и первым же успеть объявить: «Идет!» Но заметить первым, среди сотен ревностно ожидающих, вряд ли кому удавалось — «Идет!» выкрикивалось громом смешения голосов, билось над массой всплеснувшихся рук и прыгающих тел.

Прерывисто хлопая плицами и сбавляя скорость, пароход обманчиво вырастал в объеме и осторожно прижимался к пристани. Оживленность этого момента озвучивалась радостными вскриками приветствий и грустноватыми пожеланиями прощаний. Недолги минуты стоянки. Поспешно убирались трапы, пароход отчаливал, и люди с какой-то опустошенностью медленно растекались цепочками по разветвленным стежкам и дорожкам.

Но не только первый пароход встречали жители Турека. Встречали пароходы ежедневно, но поскромнее, чем первый.

Выходил на берег и наш отец, чтобы полюбоваться величием сил природы. О реках, если случалось, он всегда говорил с восхищением, а уж если, бывало, начнет петь — не минет и «Вниз по матушке по Волге», и «Ревэ тай стогне Днипр широкий»; при этом он так чувственно входил в содержание песни, что, казалось, и видел только то, о чем поет. А здесь, на реке Вятке, в момент прибытия пассажирского парохода он не приближался к самой пристани, а издали, присев на какой-либо бугорок, молчаливо созерцал бурлящую жизнь вятичей. Когда же приходили баржи и начиналась погрузка зерна, то любил понаблюдать, как работают грузчики, особенно когда грузили зерно затаренное мешками. Тут можно было видеть местных силачей, которые на спор, для показа своей силы, порой принимали на себя по пять-шесть, а то и все восемь мешков зараз. Вот тут уж, бывало, он от души «болел» — очень любил сильных людей. Вообще, была у отца какая-то непреходящая страсть восторгаться всем тем, что в людях замечал он необычного: силу, ум, талант — в песне ли, рассказе, пляске, мастерстве. К таким людям его всегда тянуло как магнитом.