Читать «Череп под кожей» онлайн - страница 9
Филлис Дороти Джеймс
Многие цитаты оказались знакомыми, эти слова легко бы вспомнил любой человек, читавший Шекспира и поэтов времен Якова Первого и любивший размышлять над упоминаниями о смерти и ужасах пребывания на смертном одре в английской драме. Даже читая эти строки сейчас – в сокращенном варианте и в обрамлении ребяческих рисунков, – Корделия чувствовала их мощь и ностальгический настрой. Большинство цитат было из Шекспира, и автор, разумеется, не упустил самого очевидного. Пока самым длинным (ну разве отправитель мог перед этим устоять?) был мучительный монолог Клавдио из «Меры за меру»:
Но умереть, идти – куда не знаешь!
В недвижности немой лежать и гнить,
Где теплый, полный жизни, мой состав
Сожмется в ком, и восхищенный дух
Вдруг в огненные волны погрузится,
Иль вкруг себя увидит, цепенея,
Пустыни вечных льдов; быть заключенным
Среди незримых бурь и беспрерывно
Носиться вкруг летающей земли;
Иль худшим стать, чем худшие меж теми,
Которые свой помысл беззаконный
Лишь воем выражают. Ах! ужасно!
Тягчайшая, печальнейшая жизнь,
Болезни, старость, горе и темница,
Гнетущие людей – все это рай
Пред тем, что в смерти мы боимся!
Она с трудом представляла, как можно было истолковать этот известный отрывок в качестве страшного предостережения. Однако остальные цитаты больше походили на угрозы и, как ей показалось, содержали намеки на расплату за реальные или воображаемые злодеяния.
Тот, кто умирает, платит по всем долгам.
О, ты, чудно красивый цветок,
Издающий такое сладкое благоухание,
Как было бы хорошо, если бы ты никогда не родилась на свете.
Иллюстрации тоже были тщательно продуманы. Над строками из «Гамлета» красовался череп:
Так поди же, сбегай скорей в уборную к барыне и скажи ей, что, сколько бы она румян и белил ни накладывала, все же в конце концов лицо у нее будет точно такое же: рассмеши ее этим.
А также отрывок, который, по мнению Корделии, принадлежал перу Джона Уэбстера, хотя определить пьесу она не могла:
Чрезмерно тревожась о безопасности, вы не научились ни тому, как надо жить, ни тому, как надо умирать. Но у меня есть кое-что, что удивит вас и заставит понять, куда вы направляетесь.
Но даже при всей актерской чувствительности у человека должно быть воистину непоколебимое самомнение, чтобы выдернуть эти знакомые фразы из контекста и принять их на свой счет. Дело либо в этом, либо в страхе перед смертью, настолько сильном, что он вселял искренний ужас. Корделия вытащила записную книжку из ящика стола и спросила:
– Как их доставляют?
– Большинство приходит по почте в тех же самых конвертах, которые продаются вместе с бумагой, адрес напечатан на машинке. Моей жене не пришло в голову сохранить хоть один из конвертов. Несколько посланий было доставлено курьером в театр и нашу лондонскую квартиру. Один конверт подсунули под дверь гримерной во время показа «Макбета». Первую полудюжину писем мы уничтожили, и мне кажется, так следовало поступить и с остальными. Оставшиеся двадцать три письма – все, что у нас есть. Я пронумеровал их карандашом в порядке получения, насколько помнит моя жена, и подписал, когда и как каждое из них было получено.