Читать «У женщин грехов не бывает!» онлайн - страница 33

– Сволочь! Врача мне! Срочно!

Нет, я реконструирую этот эпизодик не для того, чтобы обхаить хваленую израильскую медицину. Мне интересна структура предложений, эти детские, но очень четкие фразы, которые выстреливал Лера. Такой синтаксис использовал мой младший сын, когда орал на старшего: «Ты не командир – я сам тут командир». Простейшие штучки очень часто работают безотказно. Главное, вывести противника из равновесия, а потом вовремя нанести энергетический удар и заставить его сделать то, что нужно. Несложно, я у Леры быстро таким гадостям научилась.

Подали каталочку. Лера на нее резво прыгнул, и пока его везли в операционную, он все еще ругался:

– Понаехали эти русские – пиздец! Куда ни приедут – везде бардак начинается!

Анестезиолог был тоже русский, и очень, очень добрый. Его зеленый колпак был разрисован грибочками, как детская пеленка. Он надел маску Лерочке на нос и согласился:

– Бардак, это точно. Где русские – всегда бардак. Где евреи – тоже бардак. И где арабы – бардак. А вот у немцев все по полочкам. У фашистов был порядок: трупы направо – сапоги… Вы меня слышите?

– Ты у меня договоришься… – прошептал Лерочка и улетел.

А я одна осталась. Раньше я не любила оставаться одна. Муж уехал на охоту. Дети мои были здесь, на речке с моей мамой. И нужно было двигать сюда, в свое убежище, уже готовы были балки на потолок, и кованая лестница была готова, таджики начали штукатурить, но я не уезжала. Я была привязана к компу. Здесь не ловит у меня, я говорила.

Я села редактировать книжку. У меня в тот момент была почти готова первая книжка, и нужно было еще немножко над ней поработать. Но я ничего не редактировала. Я не могла ни о чем думать! Лера ушел! Мне было плохо! А когда мне плохо – я невменяемая. Я не могу сидеть на месте. Меня трясет. Я дергаю коленкой. Какие-то крики подходят к горлу и там зависают, и мне от этого трудно дышать. Я не могу широко вздохнуть, мне что-то давит на грудь. Сердце сжимается. Или это не сердце… Мне все равно, как называются эти ломки. Мне хочется снять – чем-нибудь, как-нибудь, снять это жуткое состояние! Пусть отпустит. Пусть меня отпустит.

Я пила пустырник. Я пила валерьянку. Я пила водку – ничего не помогало.

Что происходит со мной? Откуда такая паника? Чего я боюсь? Это сумасшествие! Я сама на себя ругалась – все равно не помогало.

Анечка, моя подружка, смотрела, как я реву, и тоже говорила:

– Что происходит? Пропал мужик из компа? И ты по этому поводу воешь? Ты крейзи. У тебя есть муж. Береги его. Такого мужика нельзя упускать.

Но и Анечка тоже не помогла. И я хохотнула мерзко над ее практичностью: «Упускать!». А она вдруг подтянулась и заговорила, как будто у нее в руках был микрофон:

– А впрочем, может быть, иногда стоит разрушить свою жизнь, чтобы снова ее оценить. Поезжай! Русским уборщицам иврит не нужен.

– Ты сейчас в какую камеру работаешь? – я у нее спросила.