Читать «Ночь после выпуска (сборник)» онлайн - страница 64

Владимир Федорович Тендряков

– Надо мной всегда кто-нибудь будет властвовать.

– За них, мать, за них хлебай. Приходится.

– За них! Пусть их власть не будет уж очень тяжелой.

– Виват, мать, виват! Честный загибон… Юлька, твоя теперь очередь… Эй, Цезарь с палитрой, слушай, как тебе Юлька перо вставит!

Юлечка приняла стакан, долго разглядывала черное вино.

– Власть… – произнесла она. – Игорь, ты сказал, даже мыши подчиняют друг друга. И ты собираешься перенять – живи по-мышиному, сильный давит слабого?.. Не хочу!

Юлечка оторвала взгляд от стакана, уставилась на Генку – беспокойно-тревожные глаза пойманной птицы, сжатые губы. Генка невольно поежился, а Юлечка двинулась к нему. Ей пришлось обогнуть Натку, неподвижно-величественную, как богиня в музее.

– Гена… – подойдя вплотную, запрокинув лицо, дрогнувшим голосом. – Вот я сегодня перед всеми… призналась: не знаю, куда идти. Но ведь и ты еще не знаешь. Давай выберем одну дорогу. А? Я буду хорошим попутчиком, Гена, верным…

Генка растерянно молчал.

– Пойдем вместе, возьмем Москву, любой институт. А?..

Генка стоял, пряча глаза, с порозовевшими скулами. Даже Игорь озадаченно замер. Сократ с бутылкой сучил ногами. Для всех откровение Юлечки – неожиданность.

А с бледного лица – тревожно блестящие, требовательно ждущие глаза.

Генка смотрел под ноги, молчал. И Натка возвышалась в стороне изваянием.

– Ладно, Гена… – Замороженный голос. – Я знала – ты не ответишь. Сказала это, чтоб себя проверить: могу при всех, не сробею, не дрогну…

И вызывающе решительное личико Юлечки сморщилось, она отвернулась. В неловкой судороге тонкая рука, обхватившая стакан.

– Почему?! – сдавленный выкрик в сторону. – Почему я все эти годы – одна, одна, одна?! Почему вы меня сторонились? Боялись, что плохое сделаю? Не нравилась? Или просто не нужна?.. Но поч-чему?!

Вера Жерих надвинулась на Юлечку всем своим просторным, мягким телом, обняла:

– Юлеч-ка!.. Тебя кто-то за ручку… Да зачем? Ты сама других поведешь.

Игорь со стороны обронил:

– А ты, оказывается, отчаянная, Юлька. Вот не знали.

Сократ засуетился:

– Слезы, фратеры! Сегодня! Я вам спою веселое!

– Не надо. Уже все…

Юлечка отстранила Веру и улыбнулась, и эта улыбка, жалкая, дрожащая, осветила ее серьезное лицо.

– Можно, я выпью за тебя, Натка? За твое счастье, которого у меня нет. К тебе тянутся все и всегда будут тянуться… Завидую. Не скрываю. Потому и пью…

Натка не пошевелилась. Натка не возразила. Сократ ударил по струнам.

5

Зоя Владимировна устала считать, сколько раз в своей жизни она провожала выпускников из школы, и почти всегда эти праздничные выпускные вечера оставляли в ней столь тягостный осадок, что казалось – все кончено, дальше нет смысла жить.

Почтительно удивлялись: она учит уже сорок лет! На самом деле еще больше, почти полвека, хотя ей самой было не столь уж и много от роду – шестьдесят пять.

Ее родная деревня, холщовая и лапотная, имела до революции только двух грамотеев – бывшего волостного писаря, который требовал от мужиков, чтоб его называли барином, и спившегося дьячка-расстригу. Даже местный богатей Панкрат Кузовлев, крупно торговавший льном и кожами, не умел расписываться в казенных бумагах.