Читать «Ночь после выпуска (сборник)» онлайн - страница 196
Владимир Федорович Тендряков
Аркадий Кириллович ссутулился, слепым лицом уставился в пол.
– Не надо спасать… – сказал он. – Легко нам это слышать! Нам, взрослым и умудренным, которые не научили тебя, зеленого, как справиться с бедой – с крутой бедой, Коля! Твоя вина – наша вина!
– А что вы могли? – глухо возразил Коля. – Отца бы мне нового подарили?
– Что-то бы смогли… Да-а… Знали, что у тебя творится. Но издалека… Издалека-то не обжигает, а близко ты никого не подпускал.
Коля вскинул взгляд на учителя, секунду молчал, вздрагивая губами, и снова вибрирующим, рвущимся голосом стал выкрикивать:
– Вы же, вы, Аркадий Кириллович! Вы учили… Воюй с подлостью – учили! Не жди, учили, чтоб кто-то за тебя справился!.. Неужели не помните? А я вот запомнил! Ваши слова в последнее время у меня в голове стучали – воюй, воюй, не жди! А я ждал, ждал, тряпкой себя считал, медузой – мать спасти не могу!..
– Спас! – с досадой не выдержал Сулимов. – Куда как хорошо теперь матери будет – ни сына, ни мужа, одна как перст на белом свете.
– Зна-а-ю-у! Зна-ю-у! – вскинулся Коля. – Всех вас лучше знаю! Она тоже видела на полу его кровь, тоже всю жизнь это помнить будет… А мне как? Как мне, Аркадий Кириллович?! Он, если хотите, даже любил меня! Да! Да! Я себя не жалею, и вы – не надо! Никто не смейте! И на суде так скажу – не жалейте!!
На тонкой вытянутой шее набухли вены, плечи дергались…
Сгорбившийся Аркадий Кириллович поднял веки, остро глянул на Сулимова, чуть приметно кивнул. Сулимов поспешно потянулся к телефону…
13
Дверь за Колей Корякиным закрылась. На скуластом лице Сулимова дернулись несолидные усики.
– Все-таки папино наследство сказывается! Папа, похоже, лез на смерть, сын рвется на наказание.
Нахохленный Аркадий Кириллович обронил в пол:
– Мое наследство сказывается.
– То есть? – насторожился Сулимов.
– Один из соседей Корякиных этой ночью мне бросил в лицо – ты виноват! Я вот уже четверть века внушаю детям: сейте разумное, доброе, вечное! Мне они верили… Верил и он, сами слышали – воюй с подлостью! Мои слова в его голове стучали, толкали к действию… И толкнули.
Сулимов кривенько усмехнулся:
– Уж не прикажете ли внести в дело как чистосердечное признание?
– А разве вы имеете право пренебречь чьим-либо признанием?
– Имею. Если оно носит характер явного самооговора.
– Да только ли самооговор? Мой ученик, оказавшийся в роли преступника, при вас же объявил это.
– При мне, а потому могу со всей ответственностью заявить: мотив недостаточный, чтоб подозревать вас в каком-либо касательстве к случившемуся преступлению.
– А не допускаете, что другие тут могут с вами и не согласиться?
У Аркадия Кирилловича на тяжелом лице хмурое бесстрастие. Сулимов иронически косил на него птичьим черным глазом.
– Многие не согласятся. Мно-огие-е! – почти торжественно возвестил он. – Нам предстоит еще вы слушать полный джентльменский набор разных доморощенных обвинений. Будут обвинять соседей – не урезонили пьяницу, непосредственное начальство Корякина – не сделали его добродетельным, участковому влетит по первое число – не бдителен, не обезвредил заранее; ну и школе, то есть вам, Аркадий Кириллович, достанется – не воспитали. Всем сестра́м по серьгам. И что же, нам всех привлекать к ответственности как неких соучастников?.. Простите, но это обычное словоблудие, за которым скрывается ханжество… Принесите, товарищ Памятнов, себя в жертву этому ханжеству. Похвально! Даже ведь капиталец можно заработать – совестливый, страдающая душа.