Читать «Мария» онлайн - страница 11

Хорхе Феррер Исаакс

Закончив этот «круг», как называют крестьяне каждый новый танец, музыканты заиграли самый красивый напев: Хулиан объявил им, что сейчас надо сыграть в честь хозяина. Ремихия, сдавшись на уговоры мужа и Хулиана, решилась наконец потанцевать немного с моим отцом; но при этом она не смела и глаз поднять, а все ее движения были скованны. Через час мы потихоньку ушли.

Отец был очень доволен интересом к сельским работам, какой проявлял я во время объезда поместий; но когда я сказал, что и дальше хотел бы помогать ему в хозяйстве и жить вместе с ним, он ответил почти с прискорбием, что обязан ради моего блага пожертвовать своей выгодой и выполнить давнее обещание послать меня учиться медицине в Европу, куда я должен отправиться самое позднее через четыре месяца. Сказал он это с торжественной, но спокойной серьезностью, так объявлял он обычно о своих непререкаемых решениях. Разговор происходил вечером, когда мы возвращались в горы. Начинало темнеть, и отец не мог заметить, какое волнение вызвал у меня его отказ. Остальной путь мы молчали. Как счастлив я был бы снова увидеть Марию, если бы решение, о котором я узнал во время поездки, не встало отныне между нею и моими надеждами.

Глава VI

…Незнакомый мне раньше блеск ее глаз…

Что же произошло за эти четыре дня в душе Марии?

Она собиралась зажечь лампу на столе в гостиной, когда я подошел поздороваться с ней, удивляясь, что она не встречала нас вместе со всей семьей на ступенях лестницы, перед которой мы спешились. Лампа задрожала в ее руках, и я помог ей, сам взволнованный несколько больше, чем ожидал. Мария показалась мне бледной, под глазами лежала легкая тень, возможно, незаметная для того, кто смотрел бы на нее менее внимательно. Она повернулась к спросившей ее о чем-то маме и спрятала лицо от света лампы; тогда я заметил в косе у нее увядшую гвоздику, без сомнения, ту самую, что я дал ей накануне своего отъезда в долину. Коралловый с эмалью крестик – я привез одинаковые ей и сестрам – висел у нее па шее, на шнурке, сплетенном из черных волос. Она молча села в кресло, между мною и мамой. Решение отца отправить меня в Европу не выходило у меня из головы, и, очевидно, я показался ей грустным; она спросила почта шепотом: