Читать «Великие поэты мира: Иннокентий Анненский» онлайн - страница 49

Иннокентий Фёдорович Анненский

Поэзия («Над высью пламенной Синая…»). – Стихотворение – выражение художником своего понимания предназначения поэзии. Для Анненского она – явление высшего духовного порядка. Отсюда использование христианской эмблематики и лексики («молиться», «храм», «жрец», «святыни»…). Синай — полуостров и гора в Аравии, где, по библейскому преданию, пророк Моисей получил от Бога десять заповедей, регулирующих поведение человека перед Богом.

(«Девиз Таинственной похож…»). ∞ – математический знак бесконечности. В кругу эмалевых минут — имеется в виду циферблат часов.

Двойник. – Тема двойника – одна из важных и острейших в русском искусстве начала XX в. Ее корни – в чуткой реакции художников на расползающуюся, двоящуюся суть человека и жизни, вещих признаках всеобщего неблагополучия, «космического» кризиса и морального тупика общества. Эти мотивы отчетливы у Блока, Андрея Белого, Сологуба, Сомова, Добужинского, Стравинского… Анненский решает эту тему в присущей ему манере вкрадчиво-спокойного вопрошания «двоящегося» человека к двуликости самого бытия. Стихотворение родственно переводу Анненского одноименной вещи Генриха Гейне и размышлениям о «Двойнике» Достоевского, герой которого «вечно должен делиться с кем-то даже самой иллюзией бытия своего… и какого бытия своего… и какого бытия?..» («Виньетка на серой бумаге к «Двойнику» Достоевского»). В этом смысле важен перевод Анненским стихотворения Генриха Гейне, исполненный с дерзостной свободой, психологической резкостью («Оригинальнейшей хваткой он когтил чужое и еще в воздухе, на большой высоте, надменно выпускал из когтей добычу, позволяя ей упасть самой». (О. Мандельштам. «О природе слова»). Эту красноречивую и точную характеристику переводческого искусства Анненского, ныне классического и образцового, подтверждают приводимые ниже стихи:

Двойник

Ночь, и давно спит закоулок:

Вот ее дом – никаких перемен,

Только жилицы не стало, и гулок

Шаг безответный меж каменных стен.

Тише… Там тень… руки ломает,

С неба безумных не сводит очей…

Месяц подкрался и маску снимает.

«Это – не я: ты лжешь, чародей!

Бледный товарищ, зачем обезьянить?

Или со мной и тогда заодно

Сердце себе приходил ты тиранить

Лунною ночью под это окно?»

Анненскому принадлежат неотразимо захватывающие тоном и мыслью статьи о Гейне. Влюбленно-тревожное внимание русского поэта к творчеству и личности Гейне в большой мере было вызвано тем, что «русскому сердцу как-то трогательно близко все гонимое, злополучное и страдающее, а таков именно Гейне», и тягостное призвание «размыкивать тоску проклятых вопросов…» («Генрих Гейне и мы»).