Читать «Разговорчики в строю. Лучшее за 2008-2009 годы» онлайн - страница 8

Михаил Григорьевич Крюков

– Ты охренел, мартышка? Ты что, хотел, чтобы Тимоха подорвался или я? Тебе легче было бы, воин?

– Да нет, я не в том…

– Вот и помалкивай лежи, силы береги. И вообще ты у нас везунчик, лежишь тут живой, болтаешь всякую хренотень. Починят – плясать будешь. Нам ещё два месяца корячиться, а ты сейчас домой улетишь, к подруге, она тебе, герою, плюшки будет в госпиталь таскать…

– Подруга… – Клюков вылупил глаза. – Товарищ капитан, а у меня… ТАМ… цело всё?

– Ясен пень, – соврал Палыч, поняв, что с подругой допустил осечку, – ты вон на доктора так возбудился, что ему пришлось твоё полено к ноге примотать. Ты, может, у нас нетрадиционный, а, солдат?

Клюков попытался улыбнуться, его перекосило.

–Тебе больно, воин?– встрял доктор. Палыч зыркнул на него, сильно пихнул локтём в бок. Не хватало ещё, чтоб солдат сконцентрировался на своих ощущениях.

– Больно…

– Док, нахрена ты спросил?– зашипел Палыч. Коли теперь промедол.

– Нельзя, и так уже шесть тюбиков.

– Ну а нахрена спросил тогда?? Клюков, ты терпи, понял? Сейчас вертолёт придёт – и всё, конец. Госпиталь, белые простыни, медсестры…

Боец заметался, пошёл испариной. Впал в забытьё, заскулил. Вкололи ещё промедол. На возражения доктора Палыч резонно заметил, что допустимые дозы рассчитаны с большой перестраховкой, а если боец помрёт от боли, то доктор ляжет рядом с ним.

05:30, 05 марта 2001.

Клюков то терял сознание, то просыпался, бредил и стонал. Палыч то материл его последними словами, то успокаивал, смачивал распухшие горячие губы водой и чаем, выдавливал их по капле из ватного тампона солдату в рот. Он рассказывал ему байки и анекдоты, заставлял слушать, смеяться и смотреть в глаза. То называл Клюкова братом, то уродом маминым, плаксивой тёлкой, макакой и позором ВДВ… Заставлял рассказывать про свою деревню, читать стихи, исполнять Гимн России… Палыч тянул его на тросах нервов, на канатах сухожилий, усилием воли выдирая и сплетая их из собственной плоти, физически ощущая, как звенят они от натуги, дрожат, перетянутыми струнами, удерживая ускользающее сознание солдата, как потрескивают, рвутся, кучерявятся кольцами их отдельные пряди.

Тросы жгли руки, резали ладони, капитан наматывал их на локти и тянул, так сжимая челюсти от напруги, что скулы, казалось, вот-вот прорежут кожу, раскрошатся зубы, лопнут мелкие сосуды и вены на руках.

Клюков жил, держался, цеплялся за капитана. Он боялся умереть, зная, что нарушит его, командира, волю, и Палыч будет недоволен им, может даже назовёт солдатом-обезьяной. В его обескровленном, изломанном теле теплился уголёк духа и твёрдая вера в командирское слово. Если Палыч сказал, что Клюков выживет, значит, так оно и будет. Не может не быть.