Читать «Охота на свиней» онлайн - страница 25

Но этот запах — он и на его собственных руках, идет и от его собственного тела.

Так он и шагал все дальше по улицам грязного, лишь кое-где освещенного многолюдного города… Через некоторое время ноги привели его в совершенно незнакомый район, видимо, в предместье. Здесь фонарей не было вообще. Дождь не переставал, и земля под ногами раскисла, как болото. Хмельная одурь свинцовыми гирями повисла на руках и ногах, и он теперь передвигался на четвереньках, как царь Навуходоносор, — но жевал не траву, жевал грязную тину в жиже, которая пахла гнилью. В отблесках огня, проглядывающего сквозь щели и оконца не домов даже, а приземистых лачуг, он видел улицу, посреди которой полз, — широкая, как поле, по бокам она плавно повышалась, а в середине был сток, вроде канавы, где медленно текла какая-то густая темная хлябь. Клочья газет трепетали в щелях, обрывки тростниковых циновок. Отвратный запах тухлой рыбы висел над этим местом. Здесь Товит встретил собаку, точнее суку, какое-то похожее на собаку существо, сверкающее во мраке белыми зубами, с гибким, вертким, скользким телом. Душа кричала: Вон! Прочь! Лачуги и хибарки тянулись во тьме квартал за кварталом, разделенные похожими на поля, широкими, слякотными улицами, кварталы, один за другим, битком набитые спящими рабами, недвижным серым народом, — все притихли, лежат вповалку, в усталых, изнемогших, изломанных позах, люди-гнилушки; страх, густой, как тина, клубился вокруг их удрученных голов. Тяжелый слащавый смрад полуголодной гниющей плоти. Повсюду. Язык у Товита был в тине, соленой на вкус, и от этого казалось, будто море так близко, что горечь его сочится из-под земли, и он пополз за рабским существом в такую вот полуразвалившуюся, воняющую рыбой нору, где все, к чему ни прикоснешься, было мягким, влажно-скользким и раскисшим; он повсюду натыкался на гибкие, скользкие, верткие конечности, испытывая что-то раздирающее, ослепительное, почти убийственное, — он пожирал ее, как пожирают зверя, и чувствовал, как выскользнул из себя и затерялся в струе вязкого потока тинистой, мутной тьмы; он погружался все глубже и глубже, уткнувшись лицом в чужие ребра между двух нежных, теплых, трепетных грудей с твердыми, напряженными сосками, и тяжелое биение чужого сердца гулко отзывалось у него в голове, точно звон огромных колоколов; проснулся он, чувствуя рядом потное, замерзшее до гусиной кожи, воняющее рыбой, угловатое, чужое тело, и увидел в темноте два глаза, горящие огнем, как у собаки или у крысы, и незнакомый голос, хриплый и грубый, скорее голос подростка, а не женщины, обращался к нему на каком-то непонятном, тарабарском языке — не в силах ни о чем думать, он повернулся на другой бок и канул в сон, как кусок свинца идет прямиком ко дну и в забвенье.