Читать «Альбион и тайна времени» онлайн - страница 19

Лариса Николаевна Васильева

Со временем выработался опыт: печеная картошка — без счета по две на каждого, легкие салаты и разная рыбка, а потом, пожалуйста, бефстроганов, подумаешь, бефстроганов, это ведь не утку яблоками начинять. И никаких холодцов, никаких пирогов.

Приехав в отпуск домой и созвав самых близких друзей, решила я с ними поэкспериментировать. Рассадила по углам и говорю:

— Какие напитки будете пить?

А они, несколько оторопев, сами стали наливать себе. На столе в маленьких четырех вазочках была разложена легкая закуска.

Мои дорогие друзья молча переглянулись, но не сказали ни слова. В одну минуту один из них смахнул себе в тарелку содержимое одной вазочки, другой — другой, а пятому и шестому вообще не досталось. В полной тишине, подняв полную рюмку над пустой тарелкой, шестой мой гость сказал:

— Слушай, там у вас, в Англии, конечно, кризис, мы понимаем, жрать нечего. Но сейчас мы все, слава богу, дома. Посему позволь нам сбегать за угол в магазин «Комсомолец», там выбор неважный, да и поздно уже, но кусок колбасы и несколько банок консервов всегда найдется.

Я счастливо расхохоталась и бросилась на кухню за спрятанными там бесчисленными яствами.

Жизнь вошла в свои берега.

Лицо Лондона

Прежде чем увидеть что-то или кого-то, человек обычно пытается представить себе кого-то или что-то. Всегда ли представления совпадают с реальностью?

Я не могу сказать, в чем тут дело, но Париж открылся мне таким, словно знала его едва ли не с рождения, Ленинград оказался неизмеримо богаче всех моих представлений, от Москвы, попав в нее впервые из маленького уральского городка, я ожидала большего, а Лондон был ничем не похож на тот город, который связывался в моем представлении с этим именем.

«Лондон… — думала я всегда, — Лондон — нечто хмурое, темно-серое, иногда краснокаменное, острокрышее, причем крыши толпятся, теснятся, нечто узкое — не разойдешься, по-своему сурово-красивое, вечно дождливое или туманное — нечто».

Город разметал передо мною ослепительно белые крылья улиц в районе Риджент-парка, завлек на свои сдобные холмы, покрытые вечнозеленой травой и кудрявыми, неохватными каштанами и буками, ошеломил решительными поворотами домов, являющих былое величие империи, погрузил в пучину нищеты и грязи в Брикстоне и Уайтчепеле — нет — он не был похож ни на какие представления о нем, ни на какие описания.

Растерянно бросилась я к Герцену:

«Нет города в мире, который больше бы отучай от людей и больше приучал бы к одиночеству, как Лондон».

Эти слова вполне подходили к моему старому понятию о Лондоне и, видимо, известные мне давно, тоже формировали представление, но совсем не показалась верными в определении того города, который был передо мною и великодушно позволял познавать себя.

Здесь предстояло жить и понимать чужую жизнь, И чем дольше я живу, тем, казалось, меньше знаю и понимаю Лондон.