Читать «Ребята Скобского дворца» онлайн - страница 33
Василий Иванович Смирнов
На этот раз, пригнав Царя домой, Иваниха, очень взволнованная, сунула ему в руки «Петроградскую газету», которую ей дали «благодетели».
— Читай, Типушка! — коротко приказала она и надела очки, хотя сама не знала грамоты.
Не сразу Типка нашел, что требовала от него Иваниха. На предпоследней странице среди других объявлений он все же заметил и громко, медленно прочитал:
Дорогие наши благодетели!
Окажите божескую помощь безродному сироте-отроку Антипу Цареву. Не дайте ему умереть с голоду!
Помогите, Христа ради, устроить его в люди на какую угодно работу.
Живет горемыка-сирота Антип Царев у престарелой тетки, его возрастившей, которая сама не имеет средств для своего пропитания.
В конце следовал адрес и фамилия Иванихи.
Хотя подобные объявления-призывы о помощи встречались в газетах часто, Типке стало не по себе, больно защемило сердце. С немым укором он посмотрел на сморщенное, как печеное яблоко, лицо Иванихи. А Иваниха, выслушав внимательно объявление, по привычке истово перекрестилась перед иконой на божнице:
— Теперь, бог даст, Типушка, пойдешь ты в люди.
Сразу же подобрев, она погладила своей изуродованной рукой Царя по ершистой голове и заплакала. Все же Иваниха по-своему любила племянника.
От ужина Царь отказался.
ЧУДОДЕЙСТВЕННОЕ ЗЕЛЬЕ
Ночью во сне мерещились ему разные купчихи и чиновницы-благодетельницы. У одного хозяина Царь, пыхтя и обливаясь потом, тащил тяжелый самовар с кипятком. В другой квартире он долго чистил ваксой сапоги, а злющая хозяйка последними словами ругала его. Дородная, жирная купчиха в байковом капоте заставляла Царя мыть пол, нянчить какого-то черноволосого малыша, а тот щипал его за нос и бил по щекам. Потом купчиха и ребенок исчезли, и рыжий верзила-продавец водрузил на голову Царя огромную тяжелую корзину, заставив во все горло кричать: «Пироги горячие! Пироги-и!»
Проснулся Царь на рассвете, обливаясь холодным потом, и больше уже не мог уснуть. Разбудил Типку Иванихин голос, когда она, подняв грязный ситцевый полог, настойчиво будила своих жиличек, снимавших у нее «углы»:
— Ба-а-абы-ы! Ба-а-быньки-и! Вставайте, родимые!
В душном промозглом сумраке под низко нависшим мокрым сводчатым потолком, за занавесками и развешанным вдоль стен бельем зашевелились люди.
— Ох-хо-хо-хо! — слышались протяжные вздохи, негромкие, хриплые спросонья голоса, кашель.
Заскрипели гнилые половицы пола. Первой оделась ткачиха с ситценабивной мануфактуры «Лютч и Чешер» — бездетная молчаливая солдатка Стеша. Завязывая узлом на голове черный ситцевый платок, она остановилась на пороге и тихо, заискивающе попросила Иваниху:
— Вы уж, Ивановна, будет письмецо, примите? Может, доплатное...
— Ладно, родимая, ладно! — успокоила ее Иваниха, зная, что та ждет письма от мужа-солдата из госпиталя.
Стешу Типка уважал за серьезный, спокойный характер, за немногословную, скупую речь.
Вслед за Стешей торопливо и шумно собралась и ушла служившая в чайной «Огонек» голубоглазая, с крутым румянцем во всю щеку официантка Любка. Типке она нравилась. Любка обладала неистощимо-веселым характером. Частенько приносила она Царю то булку, то котлетку, что оставались от посетителей.