Читать «Пасынки восьмой заповеди» онлайн - страница 94

— А ты мне не грози, князь! — старик не повысил голоса, но голубые глаза его недобро блеснули. — Здесь тебе не твой маеток, здесь Подгалье, а я и Михалек… и воевода Михал — не твои хлопы безъязыкие! Знаешь, небось, что со старостой Смаковским приключилось, когда он с гуралями своевольничать вздумал?

Лентовский знал. Двадцать один год тому назад новотаргский староста Смаковский, родовитый шляхтич герба Слепая Лошадь, получил жалованный королём Сигизмундом привилей и попытался навести в Подгалье свои порядки, силой оттяпав добрую треть долинных пастбищ и пахотных земель. В результате чего жестоко поплатился за жадность и самонадеянность — чернодунаецкие солтысы подняли Бескиды против старосты-лиходея; вот этот самый стоящий сейчас перед князем старик встал как гетман во главе разъярённых гуралей, маеток старосты был взят приступом, часть гайдуков перебили, остальные предпочли спастись бегством, а самого старосту изрубили чупагами так, что потом даже тело опознать не удалось.

После этого случая солтыс Ясица Кулах и получил своё прозвище — «Маршалок»; а брат его Кшиштоф по сей день хранил на почётном месте чупагу с засохшей кровью на лезвии и никому не давал её трогать или, тем паче, счищать почти осыпавшуюся кровь.

Король же предпочёл закрыть на случившееся глаза — посылать кварцяное войско в непроходимые горы на усмирение тамошних пастухов, среди которых каждый третий — разбойник, каждый второй был разбойником, а каждый первый — будет, не имело никакого смысла.

И теперь старый князь Лентовский прекрасно понимал, что если дойдёт до серьёзной крови, то ни его гайдукам, ни ему самому из этих гор вернуться будет не суждено. Можно заслониться лошадью от засевшего в лесу стрелка, можно изрубить в смертной сече не один десяток горцев — но всё равно живыми им отсюда уйти не дадут.

— …У гуралей, твоя ясновельможность, свои законы, — продолжал меж тем старик. — Нынче вечером Божий Суд назначен, и негоже Боженьку на полуслове перебивать. Не один ты пана Михала убийцей считаешь, вот и выясним, винен ли он в первой смерти! Ну а после, если сыновняя гибель жжёт твоё княжеское сердце, и если воевода жив останется — вызывай его на честный бой либо выставляй своего человека, и никто вам мешать не станет. А вот так, с толпой гайдуков, да на одного безоружного, что б он там ни натворил — не любят этого у нас, ох, не любят! Так что думай, князь, хорошо думай: стоит ли твоя жизнь и жизни пахолков твоих одного убитого воеводы? А коль дело надумаешь — поезжайте с нами в Шафляры, становитесь лагерем на лугу близ западной околицы, гостями будете, на Божий Суд глянете, а там — как сам решишь.

Князь колебался недолго.

Ещё раз пристально посмотрев на старого солтыса и на его брата Кшиштофа, увлечённо раскуривавшего пузатенькую трубочку, он коротко кивнул.

— Суд так суд, — бросил Лентовский и криво ухмыльнулся, покосившись на недвижного Михала. — Авось, пришибут паршивца…