Читать «Сесиль Родс и его время» онлайн - страница 18

Было ли все это на самом деле? Скорее всего, нет. Герберт действительно продавал оружие африканцам, но занимался этим, кажется, позднее и без прямого участия Сесиля. Не исключено, впрочем, что братья вместе планировали эту авантюру, и Сесиль Родс, рассказывая о ней, просто «примазался» к славе Герберта, известного искателя приключений.

Но как бы то ни было, и без этой истории ясно, что практическая жилка проявилась еще тогда — в отношении семнадцатилетнего Родса к африканцам. «Я дал денег кафрам, поскольку наступило время уплаты налога на хижины, и они нуждаются в деньгах. Если вы ссужаете им деньги, они придут и будут работать, как только это вам понадобится. К тому же вы получите у них добрую славу. И, в сущности, кафры надежнее Английского банка», — писал он матери.

Была у Родса и цель: он хотел накопить денег для учебы в Оксфорде. Зачем? Ответ на этот вопрос он дал сам: «Вы задумывались когда-нибудь, почему это во всех сферах общественной жизни так много выпускников Оксфорда? Оксфордская система в своей завершенной форме выглядит, казалось бы, весьма непрактичной, но ведь вот, куда ни глянь, — кроме области научной — выпускник Оксфорда всегда оказывается на самом верху».

Дела между тем шли не так уж важно. Два урожая хлопка большого барыша не принесли. А тут алмазная лихорадка… Все больше белых колонистов Наталя покидали насиженные места и отправлялись в погоню за легким обогащением, на алмазные месторождения.

Сесиль Родс прожил в Натале немногим больше года. В октябре 1871-го он, оставив ферму, пустился в путь к алмазным копям.

Вот, пожалуй, и все, что известно о начале его жизни в Африке.

Любимым автором Сесиля Родса всю жизнь был Марк Аврелий, а он писал: «Не все же разглагольствовать о том, каким должен быть человек, пора им стать».

Каким же человеком становился Родс? Его возмужание — это превращение в колониста. А колонист — это уже не просто европеец, не просто англичанин или француз. Это человек, чья психика, мораль, взгляды на жизнь формировались колониализмом. На европейца, приехавшего в колонию, сразу распространялись привилегии, созданные колониализмом белому цвету кожи. По отношению к коренным жителям он сразу же становился существом высшего порядка, которому позволено все или почти все. Такое положение охранялось законом, властями, полицией, армией.

В результате зачастую получалось, что зеленый, совсем еще не оперившийся, полный сомнений и колебаний юноша, приплыв из Европы, довольно быстро обретал вполне определенные и зачастую весьма жесткие взгляды. Сомнения слабели, им на смену приходила уверенная хватка. И если он через несколько лет приезжал на родину, в Европу, отличие его от оставшихся дома сверстников уже явно бросалось в глаза.

У многих эта перемена в сознании приводила к двойной морали: одна — для жизни в колонии, другая — для жизни в Европе.

Персонаж тогдашнего французского колониального романа «Мёслер был прямодушен и добр на редкость. Но в Африке… он никогда не колебался выстрелить… В Трансваале это называлось быть энергичным. Во Франции это считалось бы преступлением. Вопрос географической широты, среды и обстоятельств». Его жену умоляют: «Не показывайте мне ваш африканский облик… Покажите мне ваше парижское лицо. Ведь это же не мадам Мёслер, грозная и решительная королева, что царствует над дикарями среди тигров. Не ее я пришел повидать. Нет, это же мадам Мёслер, милостивая, благосклонная, та, что живет на Елисейских полях».