Читать «Под знаком четырёх» онлайн - страница 24

Майя Павловна Тугушева

В начале октября 1849 года Эдгар По внезапно, к смятению Эльмиры Шелтон, покидает Ричмонд. В Балтиморе он садится в нью-йоркский поезд, и здесь начинается таинственная, почти детективная, так и не разгаданная история последних дней жизни Эдгара По. Каким образом он вновь очутился в Балтиморе, без багажа, в почти бессознательном состоянии?

Известно, что в Ричмонде он читал лекции и у него были деньги. В Балтиморе его нашли без денег и даже без верхней одежды.

…Третьего октября 1849 года врач балтиморской больницы и друг По Дж. Снодграсс получил записку:

«Дорогой сэр! Здесь на четвертом Райановском избирательном участке находится джентльмен в довольно беспомощном положении, чье имя, как установлено, Эдгар А. По, и который в сильном расстройстве, а также говорит, что знаком с вами, и я уверяю вас, что он нуждается в немедленной помощи.

Очень поспешно, ваш

Джоз. У. Уокер».

Эдгар По был доставлен в больницу, и здесь, после трех дней мучительного, умственного и физического исступления, которое пытался облегчить добрый доктор Дж. Д. Морэн, умер 7 октября 1849 года.

Оба служителя Эскулапа опубликовали воспоминания об этих трагических днях: доктор Снодграсс напечатал в журнале «Бидлз Мансли» статью «Обстоятельства смерти и похорон По» (1867), а доктор Морэн выпустил книгу «Защита Эдгара Аллана По. Жизнь, характер и слова, сказанные им накануне смерти» (1885).

Доктор Морэн, как он пишет, «имел печальную привилегию подносить чашу утешения, увлажнять его запекшиеся губы, отирать хладный пот смерти с его лба и уловлять последние членораздельные звуки, слетевшие с губ существа, быть может, самого замечательного из всех, кого знала эта страна». Он приводит в заключение последние слова, сказанные По: «Господи, спаси мою бедную душу». Возможно, все так и было, хотя сама необходимость защитить По от недружелюбных выпадов вполне могла подвигнуть доктора Морэна и на то, чтобы воссоздать образ умирающего поэта в самом благолепном виде, соответствующем сентиментальным ожиданиям респектабельной публики. Современники, знавшие По, резко делились на две противоположные партии: одни восхищались им, другие не прощали ему резкостей, сарказмов, ипохондрии и странностей. Особенно раздражала убежденность По в исключительности своего места поэта-гения в непонимающей его толпе. В «Маргиналиях» он пророчески пишет: «Конечно он (гений. — М.Т.) всегда будет сознавать свое превосходство… и тем самым обрящет множество врагов. А так как его мнения и суждения будут очень отличаться от мнений и суждений всего человечества, его непременно сочтут сумасшедшим. Как ужасающе мучительно такое положение!»

Обложка редкого американского издания «Прозы» Э. По, где была опубликована новелла «Убийства на улице Морг»

Современный читатель с улыбкой понимания примет подобную космическую гордыню, приподымавшую поэта-романтика над толпой и вообще над всем человечеством, но современники Байрона или По, как это ни странно, весьма оскорблялись столь неумеренной в их глазах заносчивостью и, в свою очередь, мстили — завистью и хулой. Один из них, издатель Руфус Грисуолд — по иронии судьбы именно его По назначил своим литературным душеприказчиком, — злобно клеветал на «друга» и после его смерти, умудрившись влить каплю яда даже в некролог, появившийся в «Нью-Йоркской трибуне» 9 октября 1849 года: «Эдгар По мертв. Он умер позавчера в Балтиморе Это извещение многих удивит, но мало кого опечалит». Нашлись критики, называвшие произведения По едва ли не чепухой и всячески муссировавшие разговоры о его болезненно-нервных вспышках, мрачности и алкоголизме. Прочитав эти «комментарии», Бодлер горько и хлестко скажет: «И зачем в Америке собакам позволяют рыскать по кладбищам?» Но те, кто любил Эдгара По, — любил его преданно и верно. Они сразу и сочувственно откликнулись на сообщение о его смерти. Например, писатель Н. П. Уиллис и Грэм, издатель журнала, в котором По так усердно работал. Они, напротив, стремились воздать должное всем лучшим свойствам По, его «терпению и трудолюбию», его манере вести себя, которая вызывала «всеобщее и совершенное уважение», они вспоминали, как отзывчив он был на малейшее проявление доброты.