Читать «Под знаком четырёх» онлайн - страница 116

Майя Павловна Тугушева

Но почему все-таки Мегрэ вздумалось заняться записками и рассказать о самом себе? Есть у него претензия к мсье Симу: зачем, например, у Сима он носит котелок, а не шляпу? И пальто с бархатным воротником, которого у него нет? Ведь во всем, даже в мелочах, нужна достоверность! Однако помнится, и Холмс наставлял доктора Уотсона, требуя большей натуральности. И Уотсон тогда ему резонно возразил: взгляните на полицейские отчеты. Вот уж где точность и «натурализм, доведенный до крайности, но это отнюдь не значит, что они хоть сколько-нибудь привлекательнее и художественнее». И тут Холмс внезапно соглашался с Уотсоном: «Для того чтобы добиться подлинно реалистического эффекта, нужен тщательный отбор», — неожиданная уступка Уотсону и как бы «рассказчику» Симу, темпераментно возражающему комиссару полиции Мегрэ: «Неужели я должен ради мелких подробностей жертвовать достоверностью?» Сим тут практически перефразирует Уотсона, утверждая: «Ведь чрезмерное стремление к объективности («натурализму». — М.Т.) искажает истину». Сим имеет при этом в виду определенную книгу, «Правдивые рассказы» бывших следователей, которые ему поставил в пример Мегрэ. Нет, Сим не согласен: детектив необходимо свести к простому механизму. В «Правдивых рассказах» толчется пятьдесят инспекторов, осведомителей и добровольцев, а нужны двое-трое, причем одному из них надлежит быть самым интересным. Да, есть Люка, Жанвье, Торранс, Лапуэнт, но над ними возвышается фигура Великого Координатора Мегрэ. И чем дальше, тем он становится интереснее, глубже и человечнее Еще в начале их знакомства Сим обещал Мегрэ, что он в последующих романах о его детективных подвигах «обрастет плотью и заживет более осмысленной жизнью». И Сименон обещание сдержал, избрав для этого не очень оригинальный способ: передоверив Мегрэ многие свои мысли, и чувства, и речи. Так что категорическое отрицание: «Я — другой, я не Мегрэ» не совсем соответствует действительности.

Но так Эдгар По, оставляя себе роль рассказчика, незаметно для себя самого отождествлялся с блистательным логиком Дюпеном. Так Конан Дойл, столь похожий внешне на добряка Уотсона, с годами все более становился Шерлоком Холмсом, и в своих собственных глазах — тоже. Так Агате Кристи все ближе делалась мисс Джейн Марпл.

«Записки Мегрэ» лишний раз подтверждали, что проблема тождества автора и персонажа очень интересует и Сименона. Это для него повод спросить и попытаться ответить на вопрос: может ли человек хорошо знать самого себя? И что вернее, собственное представление о себе или взгляд со стороны, и возможно ли вообще написать о себе объективно, и каков процесс перевоплощения автора в героя? Ответ таков: Сименон все больше становится своим Мегрэ, а Мегрэ все чаще воспринимался читателями как alter ego Сименона.

Что самое интересное, Сименон наделил его и своим, в буквальном смысле слова, творческим методом. Однажды Сименон сказал американскому издателю Карвеллу Коллинзу, что, работая над романом, он «переселяется» в своих персонажей целиком, переживая все перипетии их жизни, и после пяти-шести дней работы мучительно устает, поэтому может находиться в таком состоянии переселения душ самое большее одиннадцать дней. Надо сказать, этим же качеством, умением перевоплощаться, обладал и один из ранних героев Сименона. Он еще только писал развлекательные романы, но уже возник в его воображении герой по имени Жарри, которому хотелось быть и парижанином, и рыбаком из Бретани, и крестьянином, и мелким буржуа. И, когда появился Мегрэ, Сименон оставил ему эту жажду перевоплощения в других людей. Мегрэ вживается в их жизни. Каждое происшествие, которое он расследует, для него драма. Он про себя «играет» каждую судьбу. Он знает и понимает человеческую натуру и умеет интерпретировать поведение своих персонажей. «Люди вокруг живут, в полном смысле слова, минутой. А Мегрэ живет как бы тремя, пятью, десятью жизнями сразу, он в Канне и в Сен-Рафаэле, на бульваре Батиньоль и на улице Коленкура» («Порт туманов»). Эта вездесущность и возвышает Мегрэ над остальными, делает его «штопальщиком», или «адвокатом» человеческих судеб. Мегрэ не так уж хорошо знает, например, художников, артистов, ученых, — социально они ему чужды, но его собственный артистизм и интуитивное понимание характера помогают Мегрэ «вживаться» и в этих малоизвестных ему людей. Так Сименон наделил Мегрэ своим даром художественного прозрения…