Читать «Сумасбродка» онлайн - страница 105

Проникнув в эту тайну, вдова слегла.

— Иисусе назарейский, — восклицала она, — узнает наша пани, так она же с горя умрет! Умрет, говорю! Родной сын — и такая жизнь, да с родственницей, да с сумасбродкой этакой… без бога, без стыда! Как я туда поеду! Как в глаза им погляжу! Что скажу! Лучше бы мне сквозь землю провалиться вместе с этими рублями, лучше бы мне их не видеть никогда, чем глядеть на распутство нашего паныча.

Нареканиям не было конца. Эварист, испугавшись ее языка, сам пошел к вдове и, краснея от стыда, покорно просил ничего не говорить матери, чтобы не огорчать ее.

Старушка, смутившись, обещала ему это. Пора было наконец возвращаться, но вместо того чтобы первым делом заехать в Замилов, она проследовала прямо в фольварк, где жила, и оттуда, велев передать, что больна, отправила письма, потому что боялась выдать себя слезами.

На следующий день после ее возвращения Мадзя велела отвезти себя к ней на простой телеге.

Перед Мадзей вдова ничего не смогла, да и не хотела скрывать, язык у нее так и свербел, придержать его не было никакой возможности.

— Панночка, золотая моя, — крикнула она, ломая руки, — знали бы вы, с чем я приехала, что привезла… Глаза бы мои того Киева не видели…

Первым словом перепуганной Мадзи было:

— Он?

— А как же, он, он, — восклицала вдова, — о господи Иисусе Христе!

— Болен?

— Ой, золотце мое, болезнь бы еще ничего…

И выстрелила, точно камнем из пращи:

— Не стану таиться, живет он с твоей сестрой как муж с женой, без венца, без стыда, всему городу на потеху.

Едва она выговорила эти слова, как ей пришлось спасать потерявшую сознание Мадзю.

Что творилось с бедной, стыдливой, влюбленной девушкой, когда, открыв глаза, она вспомнила пронзившее ее сердце страшное известие, описать невозможно. Теперь старуха уже жалела, что сказала ей все, а Мадзя не понимала, как сумеет она скрыть свою боль и свой стыд перед пани Эльжбетой.

Она сидела тут до ночи, а воротившись, нарочно пожаловалась на головную боль, чтобы поскорее уйти и выплакаться в постели. Пани Эльжбета догадывалась, правда, что причиной ее недомогания были, очевидно, не наилучшие вести о Зоне, но предпочла не вникать.

На следующий день Мадзя с красными пятнами на щеках как автомат ходила из комнаты в комнату, от стены к стене и лихорадочно думала: что делать, как спасти, нет, уже не Зоню, которая погибла в ее глазах безвозвратно, — но Эвариста. Ее любовь к сестре сменилась возмущением, отвращением, чуть ли не озлоблением.

Зоня безжалостно сбросила ее чистый идеал с пьедестала и разбила его. Этого Мадзя не могла ей простить. За добро, за сердечное отношение, оказанное ей семьей хорунжего, отплатить такой неблагодарностью! Мадзя была в отчаянии. Привыкнув к своей скромной роли послушного ребенка, который шагу не смеет ступить по собственной воле, она боялась собственных мыслей, не знала, пристойны ли они?