Читать «На веки вечные. И воздастся вам...» онлайн - страница 117
Александр Григорьевич Звягинцев
Но как только узнал, что надо возвращаться, причем на сей раз в роли журналиста — ему даже выдали удостоверение специального корреспондента центральной газеты — тоска вспыхнула с новой силой, обрушилась как удар. Причем теперь это было не просто мучительное чувство, появилось ясное осознание, что встреча с Ириной и все, что потом между ними произошло, было неслыханным счастьем, повториться которому невозможно, и потому утрата невосполнима и останется с ним на всю жизнь. При этом ему не в чем было винить себя, он ничего не мог сделать. Или все-таки мог? Но что, если над ними с Ириной висел рок?
Чем ближе подлетали к Нюрнбергу, тем больше говорили о процессе, который шел к концу. Уже были произнесены заключительные речи обвинителей и защитников, сказаны последние слова обвиняемых, а судьи совещались относительно приговора, оглашение которого ожидалось со дня на день. Филин рассказал, что между ними идут серьезные споры по поводу формулировок приговора и конкретного наказания каждому из подсудимых. И споры продолжаются уже месяц, с конца августа. Согласно договоренности обсуждения эти должны быть строго секретными, разногласия ни в коем случае не должны стать известны.
Ребров слушал, а сам думал о том, как он через несколько часов снова будет там, где увидел ее, где все это случилось…
Сентябрь в Нюрнберге был по-летнему теплым, но время от времени налетали сильные порывы ветра. В центре города они поднимали клубы пыли и песка с развалин, несли по улицам странный запах, который многие называли трупным…
Мона вскочила с постели, подошла к окну и с силой захлопнула его. Она была совершенно обнаженной, и Дик Старридж, лежавший в кровати, смотрел на нее безумными от счастья и восторга глазами.
Квартирка, где он благодаря Моне стал настоящим мужчиной, была крохотной и довольно замызганной, но Дик не замечал ничего. Он видел только Мону.
Мона хищно, по-кошачьи, потянулась, набросила легкий халат и отправилась на убогую кухню, по пути взъерошив Дику волосы. Он попытался затянуть ее в постель, но она легко освободилась.
— Вставай, сейчас должен прийти мой кузен.
Дик, дурашливо улыбаясь, принялся неохотно одеваться.
И потом, когда они уже пили кофе, которое он приносил с собой, Дик все время старался хоть случайно, но дотронуться до Моны.
Звонок в дверь раздался неожиданно. Мона встала.
— Это мой кузен. Готовься, тебя ждет сюрприз.
Кузеном оказался не кто иной, как Олаф. Он был в парике, с приклеенными усами, в руках держал какой-то сверток.
— Здравствуйте, господин Старридж, — церемонно сказал он. — Я счастлив приветствовать в вашем лице доблестных американских солдат, тех, кто освободил нас от фашизма.
— Да ладно, — смутился Дик. — Я же не генерал Эйзенхауэр.
— И тем не менее. Вы не представляете, что мы тут пережили. Родители Моны погибли в концлагере, за мной охотилось гестапо, потому что я не хотел идти воевать против таких американских парней, как вы. Так что вы для нас настоящий освободитель, господин Старридж. И поэтому, когда Мона рассказала мне о вашей мечте, я очень обрадовался, потому что я могу вам помочь в ее осуществлении. Вот, посмотрите…