Читать «Перчатка для смуглой леди» онлайн - страница 17
Найо Марш
— И не только от них, я думаю. Ты чуть не утонул, почти напился, разоделся в шмотки миллионера и, кроме того, все время был на стреме, опасаясь приставаний со стороны хозяина дома.
— Нет, он не из таких, я почти уверен.
— Но ты же сам говорил, что вел он себя по меньшей мере странно.
— Ужасно странно, но он не голубой.
— Что ж, тебе виднее, — сказал Джереми Джонс, склонился над рабочим столом и сделал аккуратную прорезь в куске картона. Он работал над макетом для клубной постановки исторической пьесы. Секунду спустя он отложил в сторону бритву и взглянул на Перегрина.
— Ты смог бы ее нарисовать? — спросил он.
— Можно попытаться.
И Перегрин попытался. На самом деле он очень отчетливо помнил перчатку и сделал довольно приличный рисунок.
— На вид все в порядке, — сказал Джереми. — Конец шестнадцатого века. Выделана как надо. Кисточка, вышивка, расширение у запястья. А какая кожа?
— О, тончайшая. Желтая, мягкая, сморщенная и старая-престарая.
— Перчатка, возможно, действительно принадлежит елизаветинской эпохе, но письмо — наверняка подделка.
— Но почему ты так уверен? Никто ведь не пытался нажиться на этих вещах.
— А вот об этом ты ничего не знаешь. У кого твой приятель Кондукис купил их?
— Он не сказал.
— И кто такая М. И., — чья дорогая бабушка говаривала, что перчатка принадлежала Шекспиру?
— Откуда мне знать! Но вспомни, прапрабабушка получила все это добро от некоей миссис Дж. Харт. А Джоан Харт…
— Урожденная Шекспир, которой брат по завещанию отписал носильные вещи. Такие «убедительные» детали — не проблема для ловкого мошенника. Но конечно, специалистам перчатку и записку показать следовало бы.
— Я же тебе говорил, я предлагал ему. «Почему бы не отнести реликвии в музей Виктории и Альберта», — сказал я. А он глянул на меня так, как он умеет, исподтишка, пугливо, пустыми глазами… я даже не могу толком описать этот взгляд… и замкнулся, словно устрица.
— Уже само по себе подозрительно, — усмехнулся Джереми и продолжил: — «Жаль, не видал я!»
— Что ж, тогда я тебе отвечу: «Вас бы дрожь взяла».
— «Все может быть». Что мы знаем о Кондукисе?
— Точно не припомню, — сказал Перегрин. — Он вроде бы из тех жутких магнатов. Что-то я читал о нем в воскресном приложении к «Санди». О том, как он ненавидит быть на виду и шарахается от всех, как Грета Гарбо. И как он не участвует ни в каких светских развлечениях, но считается весьма щедрым филантропом, хотя не афиширует свою благотворительность. Кажется, мать у него русская, отец англо-румынского происхождения.
— На чем он разбогател?
— Не помню. Разве не на нефти, как обычно? «Таинственный Мидас» — таков был заголовок статьи, и его фотография рядом, на которой он выглядел ужасно мрачно, а также байка о том, как он пытался увильнуть от фотокамеры, но фотограф все-таки щелкнул его на крыльце банка. Я прочел обо всем этом в очереди у дантиста.
— Не женат?
— Кажется, нет.
— Как ты с ним расстался?
— Он просто вышел из комнаты, а потом пришел его слуга и сказал, что машина ждет меня, чтобы отвезти домой. Он отдал мне мою кошмарно вонючую записную книжку и сказал, что одежду отослали в чистку, но предполагается, что она испорчена безнадежно. Я пробормотал что-то о мистере Кондукисе, но слуга сказал, что мистер Кондукис беседует с Нью-Йорком и «поймет», если я уйду не попрощавшись. После чего я убрался. Мне, наверное, следует отправить ему открыточку с благодарностями.