Читать «Повесть о любви» онлайн - страница 31

На другой день я перешел жить в общежитие. Я уже не мог быть там, где все напоминало о ней, где каждый скрип калитки болью отзывался во мне и с замиранием сердца заставлял ждать, что сейчас войдет она, улыбнется и тихо скажет мне: «Володья, аш тавя лабай милю». Я убегал от Лины и от памяти о ней, но вот же ирония судьбы: меня поселили именно в той комнате, из окна которой я впервые увидел ее…

19

Близилась весна. Уже были первые проталины, и похорошели, словно умылись, воробьи. За форточкой я устроил для них кормушку и по утрам наблюдал, как весело галдят они и клюют хлебные крошки, клюют уже совершенно не по-зимнему — быстро и напористо, а как бы по обязанности, зная, что скоро будет пища вольная и будут ночи теплые. Я им прощал этот гвалт, который поднимали они, обсуждая какие-то свои дела.

Я уже знал, что скоро уеду и из общежития. Какая-то неведомая сила гнала меня все дальше от того места, где была она, где я мог встретить ее и где я жил только сердцем и уже устал жить им, потому что эта жизнь была изнуряющей, тяжелой работой памяти. Да, я все еще надеялся убежать от памяти, убежать от себя… Но в конце марта я упал с подмостей и подвернул ногу. Отъезд пришлось отложить.

Мишка, с которым я жил теперь в одной комнате, все заботы по уходу за мной взял на себя. Он приносил мне еду из столовой, папиросы из магазина, а из красного уголка приволок радиолу, и я до пяти часов утра слушал передачи из неведомого мне мира, в котором все сильнее хотел очутиться. Днем я отсыпался, курил, читал старые журнальные подшивки, и так проходило время.

И вот я впервые встал на костыли, неумело толкнулся вперед, подпрыгнул на здоровой ноге и сделал шаг, потом еще один и еще. Так я очутился у окна. И снега уже не было, а была черная холодная земля, по которой трудно было догадаться, что скоро выйдут из нее зеленые травы и грянут цветы, которые сорвет кто-нибудь и подарит кому-то, а может быть, просто посмотрит и станет счастливо жить. И была еще та самая лужа снеговой воды, из которой некогда умывалась Лина, и то самое окно, из которого я смотрел впервые на нее.

Мне стало грустно, и я заковылял назад, на свою кровать.

И вот наступило утро, когда я проснулся от прикосновения чьей-то руки. Я проснулся, но не хотел открывать глаза, потому что боялся потерять это знакомое прикосновение, эту тихую ласку, на которую уже не рассчитывал, не ждал которой. Так я лежал и вдруг почувствовал, что слезы сами собой выкатились из глаз, обожгли щеку, упали на подушку, и вдруг солоно стало во рту… Детство… Да, детство. Я плакал и слышал, как плачет Лина. А потом она склонилась ко мне, упали на мое лицо ее волосы, и, уже не стесняясь, плача и целуясь, мы всматривались друг в друга и видели, как изменились за эту зиму. И ни на секунду не покидало меня чувство потери, и я знал, что ничего вернуть нельзя и поправить невозможно и что наши слезы — это слезы разлуки, а не слезы встречи.

— Как ты здьесь? — горько улыбнулась Лина, все гладя и гладя мои волосы, все вглядываясь в меня заплаканными глазами.