Читать «Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов» онлайн - страница 32

Малкольм Гладуэлл

«Я ожидала, что все в Брауне будут умными, талантливыми и опытными, – вспоминает она. – Я попала туда и поняла, что меня окружают такие же студенты, как я сама: любознательные интеллектуалы, немного нервные, возбужденные и не уверенные в том, смогут ли завести друзей. На душе стало спокойнее». Самым сложным оказался выбор курсов, потому что ей нравились абсолютно все названия. В конечном счете она остановилась на «Введении в химию», «Испанском языке», «Эволюции языка» и «Ботанических корнях современной медицины». Последний она описала как «наполовину ботаника, наполовину применение дикорастущих растений в медицине и химические теории, на которых оно основано». Девушка была счастлива.

3.

Верное ли решение приняла Кэролайн Сакс? Большинство из нас ответят утвердительно. Объездив с отцом все университеты, она расположила их по порядку от самого лучшего к самому худшему. Университет Брауна попал на первое место. Мэрилендский университет стал запасным вариантом, поскольку был совсем не так хорош, как Университет Брауна. Последний входит в Лигу плюща. Среди его плюсов большие ресурсы, более талантливые студенты, авторитетность и более опытный профессорско-преподавательский состав, чем у Мэрилендского университета. В рейтинге американских колледжей, ежегодно публикуемым журналом U. S. News & World Report, Университет Брауна стабильно занимает места в первой десятке или двадцатке. Университет Мэриленда болтается где-то ближе к концу.

Но давайте оценим решение Кэролайн под таким же углом, под каким импрессионисты оценивали Салон. В результате бесконечных дискуссий в кафе «Гербуа» импрессионисты пришли к выводу: их выбор между Салоном и собственной выставкой не был выбором из двух вариантов: самого лучшего и того, что чуть похуже. Перед ними стоял выбор между двумя очень разными вариантами, каждый со своими плюсами и минусами.

Салон во многом походил на университет Лиги плюща. Это место, где становились известными. Особенным его делала избирательность. В 1860-х годах во Франции было примерно три тысячи художников «национальной известности», каждый из них представлял на Салоне две-три свои лучшие работы. А это означало, что жюри выбирало из довольно приличного числа картин. Отказы были нормой. Попасть туда – колоссальная удача. Как говорил Мане, «Салон – настоящее поле битвы. Именно там каждому надлежит понять, чего он стоит». Из всех импрессионистов он единственный был убежден в значимости Салона. Художественный критик Теодор Дюре, еще один из группы «Гербуа», разделял его убежденность. «Тебе нужно сделать еще один шаг, – писал Дюре, обращаясь к Писсарро в 1874 году. – Нужно, чтобы тебя узнала публика, приняли арт-дилеры и поклонники искусства. Я настоятельно советую тебе выставляться; ты должен наделать шуму, привлекая критику и представая перед большой аудиторией».