Читать «Жизнь прекрасна, братец мой» онлайн - страница 95
Назым Хикмет
Аннушка сказала:
— Мы начали беспокоиться за Петю. Пока мальчик не поправится, я сама буду приходить за молоком.
Петю мы так и не повидали — просто забыли из-за всего произошедшего. Дарья Михайловна вынесла нам молоко. Когда мы возвращались на дачу, Керим, выбрав момент, спросил по-турецки:
— Ты говорил своей, что мы скоро уезжаем?
— С какой стати! А ты своей?
— Нет.
Когда мы подходили к даче, я сказал:
— Аннушка, давай завтра утром отнесем Пете клубники.
— Давай.
Той ночью мы разожгли костер в лесу, на поляне. Такой красоты, когда в русском лесу зажигают костер и садятся вокруг него, рассеянно глядя на языки пламени, которые лижут сосновые дрова, не найти, думаю, больше ни в одной другой стране, ни в каком другом лесу. Слово «красота» здесь даже не очень подходит, лучше я употреблю очень нескладное слово, к тому же я произнесу его по-русски: «романтика». Так вот, такой романтики не найти, думаю, больше ни в одной стране. Аннушкина рука — в моей руке. Маруся положила голову Кериму на колени. На лицах у каждого из нас — красные отблески пламени. Вокруг — сосны и березы, сливающиеся с ночью.
Маруся спросила:
— Керимушка, хотя бы сегодня ночью… хотя бы сегодня ночью ты меня очень любишь?
Если Керим опять начнет умничать и скажет: «Нет, не очень», — я ему что-нибудь запущу в голову.
— Очень, — говорит Керим, — я тебя очень-очень люблю, Маруся.
Он наклонился и приподнял голову девушки, лежащую у него на коленях. Поцеловал ее в губы.
Ах ты черт побери, думаю я, глядя на Аннушку, самое позднее через двадцать дней я уеду и никогда не увижу этот лоб, эти волосы, эти губы, этот нос, эти глаза. Мы умрем друг для друга. Даже в постели мы не были так близки, как сегодня ночью. И вот эту близость, близость двоих людей, эту вселяющую доверие близость, от которой слезы наворачиваются на глаза, я больше никогда не испытаю. Я знаю: все эти мои мысли — романтика. И вся моя жизнь, уже много лет, — тоже романтика. И жизнь Керима, и жизни других, еще не знакомых мне людей, с которыми мы обязательно познакомимся, — тоже. Жизнь Субхи, и жизнь Петросяна, жизнь Маруси и Аннушки — романтика. Романтика временами мучительная и кровавая. Романтика Красного всадника, мчащегося в бой на коне. Куда мчится он? Чаще всего — на смерть. На смерть — чтобы жить. Жить еще красивее, еще справедливее, еще полнее, еще глубже.
Керим поет турецкие песни. Голос у него грустный:
Когда он поет, у него меняется лицо, оно становится серьезным. Его желтые глаза, полные красных всполохов, сейчас как у молодого волка. В них чувствуется жажда большой и бескрайней жизни.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ ЧЕРТОЧКА В ИЗМИРЕ
Шум водокачки — шух-шух да шух-шух. Шум водокачки — внутри хижины, в свете керосиновой лампы, в наших с Измаилом тенях на стене, на столе, в моих дрожащих руках. Я не могу смотреть на ярко-красный, на кроваво-красный, на ужасно красный фитиль лампы. Измаил давно заметил, что я не могу смотреть на огонь. Хотя он давно не верит моим ответам, он вновь задает один и тот же вопрос: