Читать «Еретическое путешествие к точке невозврата» онлайн - страница 304

Михаил Григорьевич Крюков

– Это мой долг! – горячо сказал Лютер, – ведь я – проповедник, и на мне лежит груз ответственности за происходящее в стране. В конце концов, всё началось с Девяносто шести тезисов, прибитых к дверям Виттенбегской кирхи… Если бы я тогда знал!..

Мною начато, мне и заканчивать. Меня терзают чувства вины и раскаянья за то, что начатое мной дело повлекло за собой такие последствия. Я всегда призывал к миру, а моя проповедь обернулась бунтом. Я всё ещё надеюсь убедить крестьян сложить оружие. Все их требования можно решить миром. Главари и мятежники – совсем другое дело, им не может быть пощады! Вы читали мой памфлет «Против разбойничьих и грабительских шаек крестьян»?

«Всякий, кто может, должен их бить, душить, колоть тайно или явно и помнить, что не может быть ничего ядовитее, вреднее, ничего более дьявольского, чем мятежник. Его надо убивать как бешеную собаку».

– И вот это вы собираетесь проповедовать крестьянам? – удивился барон, – да они вас на вилы поднимут!

– Это мой долг! – упрямо повторил Лютер. – Мною началось, мне и заканчивать.

– Мне кажется, доктор, что вы впадаете в грех гордыни, – неожиданно вмешался отец Иона. – Да, маленький камешек, лежащий на склоне горы, способен вызвать осыпь и даже обвал, но если убрать этот камешек, устраним ли мы возможность обвала? Очевидно, нет. Вы, доктор, своими трудами вызвали в империи воистину мощный обвал, католическая церковь под его напором рухнула, но если бы не было вас, нашёлся бы кто-нибудь другой, не столь вдохновенный, не столь талантливый, но и его слабого голоса было бы достаточно, чтобы вызвать бурю. Вы не согласны со мной?

– Может быть, вы и правы, – задумчиво ответил Лютер, – но я больше боюсь своего сердца, чем римского Папу с кардиналами. У меня внутри свой Папа — моё «я», моя совесть. И она не обретёт покой, пока я не сделаю всё, чтобы принести мир в мою истерзанную страну.

– Вы не принесёте мир, – вздохнул Вольфгер. – Немецкий крестьянин от века пребывает в одном из двух состояний: рабского терпения и жестокого, зверского бунта. Когда крестьянин ковыряется в своём огороде, он слеп и глух, вы можете с утра до вечера читать проповеди у него над ухом – он останется равнодушен. Но вот когда он с толпой себе подобных идёт жечь княжеский замок, проповедовать ему о мире не только бессмысленно, но и опасно. В слепой злобе он готов убить любого, кто встанет на его пути.

– Что же, по-вашему, побуждает крестьян к бунту? – спросил Лютер.

– Учёные мужи извели не одну бочку чернил, чтобы объяснить, почему прошлое сложилось так, а не этак. Читаешь и радуешься, так у них всё хорошо, логично и убедительно. Один пишет одно, другой – другое, и ведь всем веришь! Да только вот беда: ни один из этих многоучёных господ не смог ничего предсказать, а без этого их теориям грош цена.

Не нужно много ума, чтобы объяснить то, что уже произошло, а вот того, чему суждено быть, не знает никто. Записи о крестьянских бунтах встречаются в летописях столько, сколько существуют сами летописи. А почему крестьяне восстают, одному Богу известно. Мы можем назвать и ту причину, и эту, но будут ли они главными или хотя бы существенными? Вот через много лет после нашей смерти учёные мужи растолкуют всё вдоль и поперёк.