Читать «Лунная походка» онлайн - страница 115
Сергей Михайлович Нефедов
Но кто же он, этот
5
Так уж совсем нет игры? – спросит иронически читатель. Нет, конечно же, я получаю порой наслаждение от красоты движения слов и смыслов внутри миниатюр и рассказов Нефёдова, и в этом смысле многие его тексты, безусловно, исполнены тонкой игры. Но это игра эстетическая, это игра как часть самой словесной формы, жанра, если хотите, наработанного столетиями трудов наших предков, но никогда не игра экзистенциальная, то есть не игра в чувства, в переживания, в концепции, в мысли и т. п.
Рассказы Нефёдова в этом смысле не литература, то есть не то, что сочиняется и красиво упаковывается, дабы затем быть так или иначе проданным; нет, это скорее исповедь – исповедь человека, который видит и с ужасом чувствует тщету прожитой жизни, тщету наивных ожиданий, которыми мы были преисполнены в детстве и в юности. И вот в ночных порывах, раз за разом, он пытается, внимательнейше перетряхнув, пересмотрев всю свою жизнь, найти в ней не просто мед, тот, что пчела приносит в свой улей из инстинкта, данного ей природой, но и смысл.
Книга полна стонов и воплей и нежного шепота, самообвинений и самоиронии, ни в одном грамме, ни в одной ноте нет показной доверительности; никогда котурнов, никогда позирования: все из полноты осознавания того факта, что победить в жизни невозможно. Можно лишь, преодолевая все немощи физические и душевные, выстоять, то есть отстоять свою подлинность, не предать свой
6
На внешнем уровне лирический герой Нефёдова – слаб, он вполне осознает, что по всем общепринятым параметрам он – неудачник, аутсайдер, маргинал. Он немолод, он болен, он разбит, он жизнью побежден. Ничто, на чем строится земное человеческое счастье, ему не удалось: не осталось у него семьи, нет ни положения, ни денег, ни славы. Пожизненная бедность, пожизненная обочинность, пожизненная неудачливость, пожизненное одиночество, все растущее и растущее с годами… Но именно это, на мой взгляд, и делает его на самом деле победителем, потому что он отстоял свою глубинную нежность и доверчивость, свое чувство сродства с вещами и растениями. Он отстоял свое аристократическое право чувствовать едва ли не каждодневную душевную боль. Он не позволил себе потерять в себе себя двухлетнего. А победила его не жизнь, а те формы имитации жизни, о которых мы уже вкратце упоминали. А точнее говоря, они ничуть его не победили, они его отвергли, ибо он оказался для них несъедобен.