Читать «Лунная походка» онлайн - страница 114

А во-вторых, дух времени восславляет агрессивных, пробивных, тусующихся – черты, всегда наводившие на Нефёдова смертельное уныние. К тому же у него так и не завелось хотя бы самого завалящего диплома. Да что диплома – он обречен был на то, чтоб быть изгнанным из школы, так что аттестат, скрипя, получал в вечерней. Однако и здесь он следовал своей органике, ибо органически был не приспособлен к обучению в нашей системе, где царствует интеллектуальная машина с ее логически монотонным накопительством и страстью к обобщающим формулам. Для инстинкта Сергея такая методика – абсурд и ложь, клевета на мироздание. Я думаю, ему повезло, что он не прошел через многолетнюю трамбовку мозга марксистско-ленинской или позитивистско-глобалистской или какой иной еще идеологией.

Однажды (а было ему восемнадцать лет) он разбил витрину магазина и получил полтора года «химии». Так он вырвался из объятий крепко его державшей улицы и оказался в кузнице ЧТЗ. Впервые начал много читать и одновременно писать, рисуя на полях рукописей. Потом три года нашего кружка, активизировавшего и чтение, и письмо.

3

Очень сложно в современном мире найти неподдельный продукт. Всё кишит имитациями и симулякрами. Государство имитирует демократию, являясь на самом деле плутократией, то есть властью богатых. Власть предержащие и юристы изображают из себя гуманистов, чувствительно закатывающих глаза при слове «смертная казнь» и обрекая при этом десятки тысяч невинных людей на казни, разливанно и с фантазией производимые профессиональными и иными убийцами, дегенератами и маньяками. С забиблейских высот пришедший закон справедливости подменен болтовней о гуманности.

Впрочем, и индивидуально мы делаем то же самое. Один симулирует оптимизм, жизненную силу и победительность (весьма популярная ныне себя накачка), прячась от чувства пустоты и бессмысленности, стерегущего его по всем углам. Другой имитирует нонконформизм и юродивость, сидя в престижном чиновном кресле и аккуратно состригая купоны тщеславия со своего экстравагантного образа. Третий изображает из себя собаку и благодаря этому оказывается в центре внимания прессы и художественного истеблишмента.

А что сказать о такой массовой ныне симуляции, которую условно можно назвать так: я важная шишка, я значимая персона, и жизнь мне удалась. А между тем человечек полностью и напрочь одурачен манипуляционными механизмами самой растерянной из цивилизаций и лишь дергается как марионетка, не имея ни единого собственного жеста. Но что же в нем подлинно? Тайный ужас перед своим ничтожеством и пустотой и перед тем предательством своей сути, которое он совершил и совершает. Но он даже не знает об этом своем тайном ужасе. Он умрет, не узнав ничего о том, что здесь с ним производили.

А сколь массовы имитации в современной поэзии, столь количественно возросшей!.. Имитации поэтичности…

4

И, честно признаться, обложившись однажды кипами рукописей Нефёдова, я со страхом ожидал дилетантской игры в литературу, игры в запечатлевание «поэтических мгновений», симуляцию причастности к элите юродивых… И однако я ошибся: я ничего этого не нашел. К счастью и к моей огромной радости. Что же я обнаружил в этих текстах, тридцать лет накапливавшихся в столе художника, который ни разу даже не попытался отпечатать их на машинке, а тем более размножить? Я обнаружил фрагменты тридцатилетнего опыта душевных страд и самонаблюдений. В отличие от тех, кто рассматривает литературу и поэзию как форму игры, Сергей Нефёдов прибегает к бумаге и ручке как к средству общения со своим вторым, сновиденно-уединенным «я», постоянно соприкасающимся со смертностью своей плотской, истлевающей на глазах матрицы. Перед нами фрагменты опыта мучительно-сладостных соприкосновений нашей первой личности, зафиксированной глазами и мнениями наших знакомых, с нашей второй, потаенной, личностью.