Читать «Весенние игры в осенних садах» онлайн - страница 146

– Ты куда? – спросил я.

Она не ответила. Подняла юбку, зашла в воду и стала мыться.

И тут раздался голос Чубая, читающего мою поэму «Илаяли»:

Вот сестра моя бежит из ока печального жажды моей

прижимая к сердцу осиротевшие камни

Порхают ласточки между бедрами ее – семьсот

птенцов вылетает оттуда и всех их мучает жажда

И песня их терпкая словно ягоды терна

и нет им пристанища

даже под собственной тенью

Вот речка в которой еще никто не тонул и она высыхает

Вот волны в которые входила моя сестра

Вот воды в которых мертвое семя она выполаскивала

Вот река быстроструйная наполнившаяся до края

Вот волны из которых не вышла моя сестра

Вот воды в которых ожило мертвое семя

Вот месяц его собирающий в стайку ребячью

и обучающий азбуке

Все повторяется, все повторяется, все уже написано, ничего нового, зачем она моется, какой в этом смысл, если собралась умереть, я вспомнил, что мылась она каждый раз, даже находясь в лунатическом состоянии, двигаясь, как манекен, сегодня днем она мылась уже вполне сознательно, но сейчас, зачем сейчас, когда жить осталось считаные минуты, вымывать из себя мое семя, ведь если будут делать вскрытие, то все равно обнаружат, что перед смертью мы… мы… она занималась любовью… что в этом плохого, все это делали, вот она выходит из воды, и Грицко смотрит на нее зачарованно, впрочем, он не сводил с нее глаз все время, пока она была в воде, но молчал, а теперь она приближается босая по траве, достает из кулька свитер, которым так и не воспользовалась, ведь вечер удивительно теплый, и вытирается, и молчит, затем развешивает свитер на ветках, что за нелепость, натягивает трусики, поправляет юбочку, садится рядом и достает из кармана флакон, когда она успела его туда упрятать, она с ним не расставалась, даже моясь, значит, не доверяет мне, и тут я осознаю весь ужас положения, ведь я так и не сумел придумать ничего толкового, я просто забыл, что необходимо найти выход. Выхода нет. Она отвинчивает крышку и, отсыпав на ладонь две таблетки, подает их мне. Я слышу, как барабанит мое сердце – от волнения или от выпитого? Я уже порядком охмелел. Достаточно, чтобы не глядя проглотить эту таблетку. Мне уже все до фонаря. Беру таблетку и смотрю на нее, а она двоится в глазах и плывет, плывет, Марьяна улыбается через силу, берет стакан с вином, и я замечаю, что рука ее дрожит, она пьет до дна и просит налить еще, затем кладет таблетку на язык так, чтобы я видел, проклятый месяц все старательно фиксирует, небесный папарацци, кому ты продашь эти фотки, как назло, он уже вынырнул из небесных волн и смотрит, наклонившись, прямо на нас, Марьяна выжидающе смотрит на меня, и я делаю то же, что и она, – кладу таблетку на язык, перед тем успевая проглотить слюну и провести по его поверхности зубами, чтобы он не был слишком влажным и таблетка преждевременно не растворилась, а потом мы одновременно запиваем нашу смерть вином с той только разницей, что свою я прячу под язык и не глотаю, а украдкой, незаметно выпускаю обратно в стакан с вином. Впрочем, нет, это неправда, что незаметно, просто Марьяна в этот момент отворачивается и не смотрит на меня, она смотрит куда-то перед собой, где покачивается лодочка Чубая, и она смотрит так, словно видит его там. Она не смотрит на меня, возможно, чтобы не разочароваться во мне, чтобы дать мне возможность проделать все мои манипуляции… А востроносый месяц, выполнив свою подлую роль, ныряет в волнистые облачка, и тьма вокруг нас сгущается.