Читать «Весенние игры в осенних садах» онлайн - страница 145

Мы заняли наше место под плакучей ивой. Я расстелил рядно, разложил бутылки и стаканы, ловя себя на том, что делаю все это с поразительным спокойствием. Марьяну спокойной назвать было нельзя, она протрезвела и снова стала нервничать и, едва я открыл шампанское, сразу протянула свой стакан. Нам обоим требовалось выпить. После первой бутылки она порылась в сумочке и достала флакон. Когда я присмотрелся к нему, сердце у меня остановилось. Это был не тот флакон, что мне показывал Ростислав. На флаконе, который оказался в руках Марьяны, красовался элегантный черный череп с перекрещенными костями. В моей голове с бешеной скоростью замелькали все возможные варианты выхода из этой кошмарной ситуации, но ни один из них не был настолько идеальным, чтобы я мог им воспользоваться. Тогда я решил любой ценой тянуть время, пока что-нибудь придумаю.

Я распечатал вторую бутылку и сказал:

– Не торопись. Мы еще займемся любовью под этим шатром.

– Мы уже занимались.

– Разве ты забыла, что мы договаривались сделать это на острове?

– Я просто подумала, что дома будет удобнее.

– Одно другому не мешает. Я хочу тебя еще.

– Но я не хочу.

– Ну, в таком случае…

– Что в таком случае? – спросила она, и в голосе ее прозвучала тревожная нотка.

– В таком случае я не составлю тебе компании.

– Ты не можешь так со мной поступить!

– Я хочу любить тебя здесь, на острове. Я об этом слишком долго мечтал.

Она отложила флакон, немного поколебалась и наконец молча подчинилась, но, дабы подчеркнуть свою независимость, легла на бок спиной ко мне. Флакон лежал у нее перед глазами.

– Нет, не так, – сказал я. – Хочу, чтобы ты стала на колени.

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Нет – значит «нет».

– Значит, ты меня обманула?

– Ничего подобного. Ты уже имел меня.

– Я хочу еще. Ты не можешь мне отказывать.

Она поднялась и с минуту сидела неподвижно, затем выпила мартини, и я увидел в ее глазах слезы. Мне стало жаль ее, но, с другой стороны, я не видел причины, по которой должен был отказывать себе в этом скромном желании. Она стала на колени и нагнулась, опершись на локти. Я поднял юбочку, стянул трусики и залюбовался зрелищем, которое, по правде говоря, уже созерцал у себя дома, и все же с каждым разом замирал перед этой красотой, словно перед созданием Праксителя, ведь ничего более совершенного не приходилось мне раньше созерцать, я глотал глазами эти спелые полушария, как голодный глотает глазами хлеб, я вбирал это полною грудью, чтобы хоть в памяти моей осталось удвоенное снежно-белое диво, окруженное пастелями загара, диво, к которому идеально прилегали мои ладони, диво, в которое я жадно погружал ногти, и только на одно мгновение моя правая рука отвлеклась от этого благостного занятия – когда я ловко извлек из кармана таблетку, полученную от Ростислава, и запил ее вином. Я подумал, что повредить она мне уже не повредит, а возможно, и поможет. Я двигался медленно, невероятно медленно, время от времени пригубливая из бутылки вино, я любился в свое удовольствие, запрокидывая лицо к небу, воспылавшему звездами, и ждал, когда они начнут падать, ведь в августе звезды падают, но звезды не падали, и месяц скользил в сизых волнах небесных, словно в сигаретном дыму, а я накатывался и откатывался, накатывался и откатывался, накатывался и откатывался, наплывал и отплывал, ударял волнами и отпрядывал в такт с месяцем, и казалось мне, что мы в эти мгновения породнились, и если у светила есть сердце, то оно должно стучать в такт с моим. Мне некуда было спешить, я раскачивался вместе с месяцем, и нам было хорошо, и вдруг я увидел, как маленькая звездочка покатилась вниз, и в этот миг Марьяна застонала, но это было совсем не похоже на то, как стонет женщина, которая вот-вот получит оргазм, скорее, это напоминало всхлипывание младенца во сне, всхлипывание нарастало, я задвигался быстрее, месяц тоже налег на весла, а звездочка катилась и катилась, а Марьяна вскрикивала все громче и наконец застонала и умолкла, я впрыснул в нее с такой силой, что меня аж кольнуло, с минутку еще подержал ее, сжимая в ладонях, а затем упал, весь мокрый, в траву. Марьяна поднялась и молча пошла к воде.