Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 159

Ольга Исаева

Адам и Ева, сброшенные из «социалистического рая» в «капиталистические джунгли», мы объединились перед лицом не вымышленных, а реальных трудностей: голода, одиночества, страха, и рассчитывать могли теперь лишь друг на друга. Оказалось, что я и шагу не могу ступить без мужа, а он не только не тяготится моей беспомощностью, но с радостью и гордостью бросается мне на помощь. Я же оказалась совершенно незаменимой для него, потому что жизнь воспринимала как приключение и на все его страхи отвечала первой выученной американской фразой: «Take it easy», что в переводе означает «не расстраивайся», «бери полегче». Именно в то время я с удивлением обнаружила, что в фундаменте моей личности заложены три чувства: чувство ответственности, чувство благодарности и чувство юмора. Как ни странно, именно в моем чувстве юмора муж нуждался в то время больше всего.

Возможность говорить друг с другом на одном языке позволила нам преодолеть разделявшие нас непонимание и недоверие. Мы открыли неведомое прежде наслаждение – говорить по-русски, а мои, так раздражавшие его в Москве, «смехуечки и пиздахаханьки» оказались не постыдным недостатком моего воспитания, а богатством, в котором он черпал силы. И хоть мы очень страдали вдали от родины, все же после долгой душевной разлуки мы впервые ощутили радость от общения друг с другом, а для семьи это самое главное.

В конце восьмидесятых годов прошлого века Нью-Йорк переживал трудные времена. Он умирал от СПИДа и не менее страшной эпидемии крэка, преступность была чуть ли не самой высокой в мире, экономика находилась в упадке, сабвей вонял, как туалет на провинциальном вокзале, по заваленным мусором тоннелям, станциям и улицам шныряли крысы, но самым страшным было несметное количество бездомных.

Это были последние годы правления нью-йоркских демократов. Мэры Коч и Динкинс довели город до полного изнурения. Лишь с приходом к власти республиканца Джулиани Нью-Йорк воспрянул и засиял небывалым величием. Но это случилось годы спустя, а в восемьдесят восьмом даже по богатым районам было ходить небезопасно.

В первое время нас часто приглашали в гости незнакомые люди. Однажды после такого визита, пока я будила и одевала дочку, муж выскочил на улицу взять в банкомате двадцатку, чтобы было чем заплатить за жетоны в сабвее. Дело происходило в респектабельной части Манхэттена. Несмотря на поздний час, народу на улице было еще порядочно. Муж подошел к банкомату и вдруг почувствовал, что в поясницу ему уперся ствол пистолета. Голос человека, лицо которого в темноте рассмотреть было невозможно, приказал снять с нашего счета все имевшиеся там деньги. Муж, естественно, повиновался. Каково же было удивление грабителя, когда он обнаружил, что у этого представительного белого мужчины на счету имеется всего двадцать пять долларов. Забрав их, он убежал, а нам, для того чтобы выжить, пришлось занять деньги у новых знакомых.

Это был не единственный случай, когда у нас отнимали последнее. По вине работника велферной конторы, вычеркнувшего наши имена из списка нуждающихся в фудстемпах, мы – безработные, с пятилетним ребенком – несколько месяцев перебивались с хлеба на воду. Но после юности, проведенной в Советском Союзе, голод был нам не так уж страшен. Не от него мы бежали. Мы спасались от ненависти, которой на родине мы подвергались как евреи. Каково же было наше изумление, когда, приехав в Нью-Йорк, мы ощутили ненависть к себе уже не со стороны антисемитов, а со стороны афроамериканцев, которых с детства привыкли ассоциировать с собой как со страдающим меньшинством. Кинофильм «Цирк», Элла Фицджеральд, Луи Армстронг, Билли Холидей, список любимых произведений, актеров и музыкантов можно было бы продолжать до бесконечности, но в вагонах сабвея «угнетенное меньшинство» оказалось подавляющим большинством, и в первые годы эмиграции нам пришлось заплатить за грехи «белых эксплуататоров», которые мы не совершали.