Читать «Мой папа – Штирлиц (сборник)» онлайн - страница 154
Ольга Исаева
Кто из танцовщиц Кармен, мне поначалу было неважно. Все они были такие красавицы и так потрясающе двигались, что мне от восторга прямо хотелось с балкона сигануть, но потом-то я, конечно, разобралась. От других она не отличалась ни красотой, ни одеждой, но была в ней какая-то особая грация: нежная, коварная, как у пантеры; какая-то удивительная сладость сквозила в каждом ее движении, заметив которую ни на кого другого уже смотреть не хотелось.
А вот Хозе действительно оказался и маленьким (на каблуках даже), и щуплым, из тех, про кого в нашем городе говорили «соплей перешибешь». Куда ему против таких шикарных бабцов? Но он как пошел ногами бацать, так у меня сердце забыло биться. Страшный, неистовый танец – не на жизнь, а на смерть. Ужас! Восторг! Испанки грубыми голосами кричали ему: «Олэй!» Зал скандировал: «Браво!»
Едва спектакль закончился, на сцену дождем полетели букеты и с двух сторон потянулись вереницы теток в мохеровых шапках и мокрых сапогах, по виду все до одной члены месткома. Забыв о женской скромности, они лезли к Хозе целоваться, а он – настоящий мужик, никому не отказывал. Урвав поцелуй, они отбегали очумелые, а одна даже чечеточку выбила. От стыда за них мне хотелось разрыдаться. У мамы на глазах тоже сверкали слезы.
После спектакля мы полтора часа ехали домой на электричке в полном молчании. Я терпела, сколько могла, но перед самой нашей остановкой не выдержала и спросила:
– Мам, ну за что ты на меня так обиделась?
Она с трудом очнулась от своих мыслей:
– Да нет, с чего ты взяла? Просто я задумалась.
– О чем? – не унималась я.
Она ответила не сразу, как бы через силу.
– Да горько мне, что я ее никогда не увижу.
– Кого?
– Испанию.
Мы еще помолчали, и мама добавила:
– Пушкина тоже не пустили.
При чем тут Пушкин, я и так знала. Он был у нас единственный мужик в доме. Мое увлечение Штирлицем мама не разделяла: он был «номенклатурный», «выездной», а Пушкин был свой, родной, и его, как и ее, за границу не пускали. Этого факта, кстати сказать, я о нем не знала. Как же так? Дворянин, и потом у него же Испания чуть ли не в каждом стихотворении.
Спорить я, конечно, не стала (в таком сентиментальном настроении мама вполне могла вломить как следует), но дома кинулась к зачитанному до дыр трехтомнику. По стихам искать у Пушкина Испанию оказалось не так-то просто, том постоянно открывался на «Во глубине сибирских руд». Я схватилась за другой, и тут же нашла место в «Каменном госте», где Лаура этому надутому хмырю, Дону Карлосу, втолковывает:
Приди – открой балкон. Как небо тихо;
Недвижим теплый воздух, ночь лимоном
И лавром пахнет, яркая луна
Блестит на синеве густой и темной,
И сторожа кричат протяжно: «Ясно!»…
А далеко на севере – в Париже —
Быть может, небо тучами покрыто,
Холодный дождь идет и ветер дует.
А нам какое дело?
Неужели человек, написавший эти строки, никогда в Испании не был? Как же он мог все это увидеть и дать нам почувствовать? Я прочитала этот отрывок вслух с выражением. На мое «выражение» мама никак не отреагировала, лишь грустно добавила: «И в Париж его не пустили. И меня не пустят». Мне хотелось как-то ее утешить, но я не знала как. Мне и самой было ясно, что ни в Испанию, ни в Париж маму не пустят. А вот насчет себя я была не вполне уверена – роились в голове кое-какие смутные надежды.