Читать «Инженеры Кольца» онлайн - страница 80

Урсула Ле Гуин

Началась жаркая дискуссия по поводу того, кого именно из своих сыновей от кеммерингов Аргавен может назначить наследником престола, потому что ему уже далеко за сорок и вряд ли он может теперь рассчитывать на потомка от собственного лона, и как долго он полагает оставить Тайба в должности регента. Одни считали, что регентство будет отменено немедленно, другие выражали в этом сомнение.

— А что вы думаете об этом, господин Ай? — спросил человек по имени Мерсен, которого Оубсли определил как кархидского агента и, следовательно, одного из людей Тайба. — Вы ведь только что прибыли из Эргенранга. Что же там говорят в связи с распространяющимися слухами, что Аргавен фактически отрекся от престола без оглашения этого факта и передал сани кузену?

— А, до меня эти слухи дошли.

— Как вы считаете, они имеют какие-то основания?

— Понятия не имею, — ответил я, и в это мгновение в беседу вступил хозяин с замечанием о погоде, потому что гости уже приступили к еде.

Когда же прислуга убрала со стола тарелки, гору остатков жаркого и маринады с буфета, все уселись за длинным столом и в маленьких рюмках была подана жгучая жидкость, называемая, как и во многих других местах обитаемого мира водой жизни — «аква вита», после чего мне начали задавать вопросы.

Впервые с того времени, когда меня изучали врачи и ученые в Эргенранге, я опять очутился перед группой людей, которые хотели, чтобы я ответил на их вопросы. Не так уж много кархидцев, даже среди тех рыбаков и земледельцев, в обществе которых я провел первые месяцы пребывания на Гетене, торопилось удовлетворить свое, нередко прямо-таки жгучее любопытство, путем обычного задавания вопросов. Они были замкнуты, сдержаны и не любили ни вопросов, ни ответов. Я вспомнил крепость Отерхорд и то, что Ткач Фейкс сказал мне по поводу ответа… Даже эксперты ограничивали свои вопросы сугубо физиологическими проблемами, такими, как деятельность желез внутренней секреции или кровеносной системы, наиболее существенно отличающихся от гетенской нормы. Им никогда не пришло в голову спросить, например, как непрерывающаяся, перманентная сексуальность моей расы влияет на наши социальные взаимоотношения и институты, каким образом мы справляемся с «перманентным кеммером». Да, они слушали, когда я им рассказывал. Психологи выслушивали меня, когда я им рассказывал о мыслеречи. Но никто из них не решился задать обобщающие вопросы, ответы на которые могли бы позволить им создать более полный и цельный образ общества Земли или Экумена, может быть, за исключением Эстравена.

Здесь люди не были до такой степени скованы соображениями престижа и чести, а вопросы не были обидными ни для спрашивающих, ни для того, кому эти вопросы были заданы. Однако я вскоре сообразил, что некоторые вопросы были заданы с целью уличить меня во лжи и доказать, что я — обыкновенный мошенник. Это на мгновение сбило меня с толку. В Кархиде мне, разумеется, приходилось сталкиваться с маловерием, но редко — со злой волей и недоброжелательством. Тайбу и на самом деле удалось устроить искусную и довольно замысловатую демонстрацию под лозунгом «притворяюсь, что верю в эту комедию» в день парада в Эргенранге, но, как мне теперь стало понятно, это было лишь частью его игры, целью которой была дискредитация Эстравена, и, как мне кажется, в глубине души Тайб мне верил. Ведь он видел мой корабль, который доставил меня на поверхность планеты, маленький космический посадочный бот; имел, как и все, возможность ознакомиться с рапортами инженеров о результатах исследования моего корабля и астрографа. В Оргорейне же никто корабля не видел. Я мог бы показать им анзибл, но он не представлял собой достаточно убедительного «творения иной цивилизации», поскольку был так непонятен, что в равной степени мог служить аргументом в пользу теории мошенничества. Издавна существующий закон о культурном эмбарго категорически запрещал ввоз на этом этапе контакта устройств, принцип которых был бы понятен аборигенам и которые могли быть скопированы или воспроизведены. Поэтому я не должен был иметь при себе ничего, кроме корабля и анзибла, коробочки с голограммами, неоспоримого, несомненного отличия в строении моего организма и совершенно не поддающегося доказательству отличия моего разума. Снимки-голограммы, которые я пустил по рукам, гости рассматривали с таким равнодушным выражением лица, как будто это были чужие семейные фотографии. Вопросам же не было конца. Оубсли спросил, что собой представляет Экумен — мир, лига миров, какое-то место или правительство?