Читать «Девять граммов в сердце... (автобиографическая проза)» онлайн - страница 9

Булат Шалвович Окуджава

— Да вы только попробуйте, дорогая, — смеялась Юзя Юльевна, — вы же мастер, я хочу у вас поучиться…

— Мне это ни к чему, — гордо провозглашала Ирина Семеновна, — мне это не ндравится…

— Но почему? Почему? Ну вы хоть попробуйте… — И тут же произносила нечто по-французски оказавшейся рядом Жоржетте, а у Ирины Семеновны тотчас падала на пол крышка от кастрюли, или тряпка, или вилка.

Ванванча и Жоржетты все эти утонченные страсти не касались. Вот они выходят в свой привычный морозный арбатский двор, перед этим долго топчась в прихожей под руками Акулины Ивановны и Юзи Юльевны, наряжаясь в свои одежки, и хохоча, и заливаясь, и бубня из-под ловких женских рук что-то свое, при тусклом свете желтой коридорной лампочки.

— Спасибо вам, Акулина Ивановна, хоть Жоржетточка немного погуляет, — говорила Юзя Юльевна, — а то у меня совсем времени нет. — И хлопала пальцем по носу уже во все завернутую дочь.

— Ну мама! — притворно негодовала Жоржетта.

И вот они во дворе. Ванванч катает Жоржетту на санках, затем она катает его. Тут выскакивает из дому сам Каминский в шубе, накинутой на плечи, в каракулевой шапке пирожком и велит им замереть, и фотографирует их — случайный незначительный будничный эпизод, но эта маленькая фотография небольшого размера и крайне любительская до сих пор, вот уже шестьдесят лет, живет у меня и время от времени попадается под руку, уже потускневшая, отдающая желтизной улика из иного времени и иного мира.

Потом они долго сидят в сугробе, и с наслаждением промокают, и обстоятельно спорят о политике.

— Раньше, при царе, были частники, — наставляет Ванванч подругу, — теперь приказчики…

— Обалдел? — возражает Жоржетта.

— Давай спросим у няни. — Ванванч пытается выбраться из сугроба.

— Да няня-то деревенская, — смеется Жоржетта, — она Марфушка…

— Она Акулина Ивановна! — протестует Ванванч.

— Ну и что же? — смеется Жоржетта. — Все равно Марфушка.

Недолгое зимнее солнце садится за крыши, дети стреляют поверх сугробов «пиф-паф! пиф-паф!» и кричат «ура!».

Дома Ванванч, еще не успев раздеться, рассказывает, захлебываясь, проходящей по коридору Ирине Семеновне, как они там воевали с Жоржеттой на войне, но та проходит мимо, поджав губы, пока он орет из-под руки Акулины Ивановны: «А мы все равно победили!..»

— Тише, малышечка. Тете Ире не до нас с тобой. А ну сымай поддевочку, сымай, сымай…

Но тут внезапно появляется сам Ян Адамович Каминский, и он спрашивает, заинтересованно тараща глаза:

— Что же это за война была? Кто с кем воевал?

— Красные с белыми, — выпаливает Ванванч.

— Кто же пересилил?

— Да красные же, красные! — хохочет Жоржетта.

— А кто из вас красный, а кто белый?

— Ну, конечно, мы с Жоржеттой красные, — говорит Ванванч, — не белые же.

— Они же не белые, батюшка, — поясняет Акулина Ивановна.

— И Жоржетта красная? — спрашивает Каминский тихо.

— А какая же? — наступает на отца Жоржетта. — Белые ведь буржуи, и мы их всех застрелили!

В комнате Ванванч бросается к маме:

— Мамочка, мы всех белых победили!

— Да что ты?! — поражается она, и брови ее взлетают, но Ванванч видит, что она думает о чем-то другом, постороннем.