Читать «Девять граммов в сердце... (автобиографическая проза)» онлайн - страница 225
Булат Шалвович Окуджава
А в учительской — как всегда: все уже расселись. Шулейкин отдает последние распоряжения. Вот сейчас наш корабль отвалит от причала и уйдет в неизвестность. Он стар, этот корабль. Корпус его скрипит. Ржавчина его изъела. Лишь краска свежа на его бортах и дыры аккуратно заткнуты тряпочками; хоть и тряпочками, а заткнуты… Но чего-то все-таки не хватает… Не пойму — чего. Уж очень тихо все сидят. И лица у всех немного вытянуты.
Виташа подталкивает меня в бок. Я вижу: в углу сидит заведующий районо Петунин. Маленький круглый человек с наголо обритой головой.
Я здороваюсь с ним. Он кивает мне едва-едва. Ну вот. Меня будут бить по всем правилам и в присутствии начальства. Крикнуть, что ли: «Э-э-эх!.. Да ну вас всех к черту» — и уйти?.. Это им важно запротоколировать комедию. А мне она не нужна… Мне самолюбие дороже. Я не жулик…
Мы садимся с Виташей у печки. Две лампы льют желтый трусоватый свет. Курить можно. И уже дышать нечем. Что же дальше-то будет?..
Идет педсовет. Обсуждаются всякие дела. Я почти ничего не слышу. Ерунда какая-то все… Меня не упоминают… Пока. Интересно, как Шулейкин будет меня уничтожать? Я скажу ему: «Все вы врете!» — а он скажет: «Ну вот, видите?..» — а Мария Филипповна скажет: «Он всегда кичится!.. Подумаешь, университет окончил…» Только бы мне не принимать всего всерьез. Не поддаваться. Пусть не думают, что я готов в петлю… Черта с два!
Вдруг кто-то произносит мою фамилию. А я ловлю себя на том, что, как собака, поворачиваю ухо в ту сторону и настораживаюсь. И это меня смешит…
— Сейчас драчка начнется, — шепчу я Виташе.
Он ободряюще улыбается мне.
Потом объявляется перерыв. А шума обычного нет. Все сидят почти неподвижно. Все косятся на Петунина. А он встает и катится в мою сторону. И спрашивает меня:
— Ну, как у вас дела?
— Да вот сечь меня собираются, — говорю я.
Виташа мелко смеется.
— Сечь? — говорит Петунин. — Ну не без этого…
— Конечно, — говорю я.
— Наверное, есть за что…
— Наверное, — говорю я.
— А на вас жалуются, что успеваемость низкую даете, — говорит Петунин.
— Не всё сразу, — говорю я.
Мне теперь все равно. Я прекрасно понимаю, к чему он клонит.
— Значит, конфликт с директором?
— Вам видней, — говорю я.
— А может быть, на вас наговаривают?
Мне чудится издевка в его словах. Петунин откатывается на свое место. Я сажусь.
— Ничего не понимаю, — говорю я.
— Н-да, — говорит Виташа. — Дело темное…
И снова, но уже тихо-тихо, звучит моя фамилия. И Шулейкин, едва освещенный лампой, рассказывает о моих грехах. О, мои грехи! Их так много, и они так ужасны…
— …Откололся от коллектива… Противопоставил себя…
— Правильно, — говорит Мария Филипповна.
Я смотрю на Петунина. Он слушает Шулейкина и кивает головой.
— …Самая низкая успеваемость по письменному русскому… Был Виктор Павлович… Катастрофа…
— Был я на уроке, — говорит Виташа, — и не на одном…
Скажи им, Виташа, скажи…
— …Такой отсебятины я еще не встречал… Для чего же существует Министерство просвещения, а?
— Может быть, мне уйти?! — вскакиваю я.
— Может быть, вы мне договорить дадите? — говорит мне Виташа.