Читать «Язык фольклора. Хрестоматия» онлайн - страница 63
Александр Тимофеевич Хроленко
Из лекций по истории лирики и драмы
Так что наш язык есть сколок с древнего мифического языка; но старая форма наполнилась новым содержанием жизни. Этому отвечает то, что я называю параллелизмом [401].
Если разобрать все эти примеры, то вы получите ряд параллелей: лес – парень, вишня – Марися, калина – девица, явор – милый, рябина – дивчина, черемуха – девица, ель – Маланья и т. д. Параллель касается не только субъекта, но и объекта действия и даже некоторых признаков субъекта.
Так: явор
К 3-й группе параллелизмов я отношу ряд фактов, представляющих искажение древнего параллелизма. Изучая народную поэзию, вы часто встретитесь с рядом формул, которые как-то не клеятся с последующим ходом песни. Формула становится общим местом, которым начинают орудовать, как материалом поэтического языка. Так некоторые песни начинаются вопросом: гром ли гремит? земля ли трясётся? Ни то, ни другое, ни третье, а вот то-то. Здесь певец орудует параллелизмом, который некогда имел реальное значение, орудует как ритмической формулой, обветрившейся, утратившей прежний смысл. Формула стала ни больше, ни меньше как топиком. В моей рецензии на «Материал и исследования, собранные П.П. Чубинским», я выбрал и изучил несколько песен со стороны их структуры, и оказалось, что можно выделить ряд общих мест, которые новейший певец переносит из одной песни в другую [405].
Русская песня пошла ещё дальше в забвении символизма, заменив руту – сосною. Затем символический образ руты вёл к идеям разлуки, удаления; они лежали в нём потенциально; я представляю себе, что под влиянием аффекта певица могла нарушить их последовательную ассоциацию и что воспоминание о руте вызвало непосредственно идею удаления, дальней дороженьки; тогда она начинала свою песнь таким образом: