Читать «Слепые по Брейгелю» онлайн - страница 96

Вера Александровна Колочкова

— А меня никто не впускал, я сама пришла! — звонко заговорила Люся, поднимаясь из кресла. — Пришла, чтобы в твои наглые глаза посмотреть! Что, скажешь, Данилу Антонова не помнишь, да?

— Да кто ты такая? В чем, собственно, дело? — пожала плечами Валентина, бросив на Сашу короткий досадливый взгляд.

— Кто я такая? А я жена Данилы! Пусть и гражданская, но все равно жена. И я Данилу дождусь, какой бы срок ему ни дали. А на тебе будут черти в аду плясать, поняла? Потому что это ты Данилу сломала, из-за тебя он такой. Поиграла, как пупсиком, и бросила. Ты думаешь, он забыл, да? Помнишь, как он умолял не отправлять его обратно, на коленях перед тобой ползал? Знаешь, как в детдомах к возвращенцам относятся? Ты не знаешь, зато я знаю! Чего стоишь, губами трясешь, сказать нечего?

Саша глянул на Валентину — у той и в самом деле губы тряслись. Лицо было багровым, глаза сверкали в сумерках — то ли гневом, то ли непролитыми слезами. Неужели… слезами? Ведь если правда, что говорит эта девочка…

Валентина вдруг всхлипнула, втягивая в себя воздух, откинула руку назад, показывая пальцем в проем беседки, проорала натужно, еще больше побагровев:

— Во-он! Пошла вон отсюда! А ну, быстро пошла, пока я полицию не вызвала! Вон, я сказала! Саша! Выстави ее немедленно, что ты стоишь, как истукан?

Он не сдвинулся с места, лишь усмехнулся про себя — жаль… Жаль, что Валины глаза гневом блестели, а не слезами. Очень жаль. Хотя… Надо было сразу гнев и предполагать. Смешно на Валины слезы надеяться, выдавать желаемое за правду.

— Да уйду я, уйду, не ори! Надорвешься, кишки выпадут! — проходя мимо, насмешливо произнесла Люся. — Глянула в твои бесстыжие глаза и уйду. Живи теперь с моим взглядом, пусть навсегда в тебе останется. А выставлять меня не надо, я сама, через калиточку. Замочек потом не забудьте новый сообразить.

Это уже в его сторону — про замочек. Почему-то Саша кивнул машинально — ладно, соображу, мол. А Люся уже бежала по газону к забору, вскоре ее голубая ковбойка растаяла в сумерках.

— Нет, что за наглость, а? — рухнула Валя в ротанговое креслице, и оно скрипнуло под ней надрывно. — Как она сюда попала вообще?

— Тебе ж объяснили — через калитку.

— А чего ты так отвечаешь?

— Как, Валь?

— Ну, с вызовом… Будто обвиняешь меня. Что она тебе тут наплела, а?

— Валь, скажи… Это правда? Только одно слово — правда или нет?

— Да тебе-то какая разница, правда или не правда. К тебе это вообще отношения не имеет. Дай мне лучше сигарету, не видишь, меня трясет? Вон там, в шкафчике, есть сигареты, кто-то из гостей оставил. В мангале от уголька прикури.

Он проделал все молча, сел напротив, смотрел, как она жадно втягивает в себя дым, как дрожат пальцы, нервно сжимающие сигарету. Ждал. И чувствовал, как ее злит это ожидание. Наконец Валя заговорила тихо, будто пересилила себя, сдалась:

— У меня тогда была тоска, Саш… Как-то навалилось все сразу — и тоска, и одиночество, и усталость. Такая была депрессия — жуть. На работе еще туда-сюда, а домой приходила, и выть хотелось, на стены от тоски прыгала. Думала — зачем, для кого это все? Я даже не помню, в какой момент мне эта мысль в голову пришла — дай, думаю, возьму приемыша, вроде как сын будет, родная душа. Осчастливлю сироту, человеком сделаю, все ему дам — и сытую жизнь, и шмотки, и образование заграничное. Ну, ты же меня знаешь — если задумаю чего, пру вперед, как танк, мне сразу надо, чтобы вынь да положь! Ну, и поперла… Разведку боем провела, на хорошую взятку не поскупилась, обстряпала дело. Другие годами ходят, а я — в шесть секунд! Чиновницы из опеки, помню, впереди паровоза бежали, подолом дорогу по очереди мели, самого качественного ребенка на усыновление оформили. Ну, в смысле здоровья, развития там всякого… Нет, не обманули, конечно, он и впрямь хорошим пацанчиком оказался. Нервный немного, это да… В школе говорили — талантливый, оттого и ранимый да такой болезненно впечатлительный. Да, все поначалу хорошо было… А только, знаешь, не пошло у меня. Не знаю… Депрессия отпустила, что ли. На работе устаешь как собака, дома сорвешься на него, а он сидит, молчит, прямо в душу смотрит, как перепуганный звереныш. Да, не выдержала я этих взглядов, Саш, а что делать? Думаешь, приятно себя Карабасом-Барабасом ощущать? Ну нет во мне нежности материнской, хоть убей!.. Может, к своему родному и была бы, а тут. В общем, он мне мешать стал. Надоел. Договорилась по-тихому с теми же чиновницами, чтобы без огласки, опять же за деньги. Они его в самый лучший детдом отправили. Каждому своя судьба на роду написана, Саш. Ну, чего молчишь, скажи хоть что-нибудь. Осуждаешь меня, да?