Читать «Беглый раб. Сделай мне больно. Сын Империи» онлайн - страница 5
Сергей Юрьенен
Он сел.
— Кап оф ти?
Он откашлялся.
— Мерси…
Официант принёс чай и кофе. Парижанин придвинул пачку сигарет:
— Австралия? Канада?
— Нет.
— Не говори… Европа?
Усмехнувшись, он полез во внутренний карман и шлёпнул по мрамору отсыревшим паспортом. Француз поднял брови на герб СССР. Он подтверждающе кивнул. Француз взял паспорт, раскрыл и повернул.
— Алексей Х-х… кх-х… Это ты?
— Я.
Глядя на фото, француз усмехнулся.
— Ты в этом уверен, Алексис?
— Не очень.
— Проблемы?
— Одна.
— Осторожно! Перед тобой журналист. Бандит пера. Теперь говори.
У француза были синие глаза, орлиный нос, усы и впалые щёки. Кожаная куртка, распахнутый шарф, расстёгнутая у ворота рубашка.
— Свобода, — доверился русский. — Хочу её выбрать.
Засмеявшись, француз под взглядом бродяги с советским паспортом посерьёзнел — но не глазами.
— Диссидент?
— Нет. Писатель.
— Известный?
— Мало.
— А я вообще неизвестный. Бон! Попытаюсь тебя продать… — Француз сложил свои бумаги. — Может быть, заодно на работу возьмут. Жди меня здесь. Кстати, зовут Люсьен…
Выйдя на дождик, этот Люсьен рванул через улицу к зданию, которое было национальным Агентством новостей.
Под взглядом официанта Алексей опустил голову. Пепельница была полна окурков. Сигареты свои француз забыл. Обладатель советского паспорта, он курил их одна за другой и мысленно видел, как с визгом на тротуар сворачивает посольская машина, из которой выскакивают каменнолицые сверхмужики в плащах и шляпах…
Пан или пропал?
2.
За дверью стояла Бернадетт Мацкевич.
Свежий номер «Либерасьон» вывернут наружу (материалом о театре жестокости Арто) и прижат ремешком сумки к чёрной коже. Под курткой с погончиками, шипами, молниями и свисающей пряжкой белоснежная майка впихана в джинсы, поверх которых сапоги. Такой она пришла.
Без сына.
И на высоких каблуках.
Алексей сделал шаг назад.
Бернадетт отдула свежевымытую прядь. Скулы её алели. Прекрасно зная, где сейчас Констанс, она спросила:
— Ты один?
Ответило ей эхо запустения. Тени жалюзи исполосовали её на пороге закуренной комнаты, где энергично смятые листы отбрасывались на пол. На столе гудела Ай-Би-Эм, за корпус которой он для упора взялся.
— Что ты делаешь?
— Бранлирую.
Оглянувшись, Бернадетт села на тахту и, расставив ноги, вынула из сумки «Никон» с навинченным объективом. Сначала она была в группускуле «Рево», потом в феминизме, который потребовал от неё невозможного, а теперь решила начать карьеру фоторепортёра.
— Продолжай…
— Хочешь снимать меня?
— Тебе помешает?
— Нет, но… Почему вдруг я?
— Потому что, — сказала Бернадетт, — я верю.
— А Люсьен?
— Давай, — нахмурилась она. — Не обращай внимания…
В перспективе финала Алексей был не в лучшей форме. После того, как с криком: «Это мой последний шанс!» Констанс увезла девочку к матери и улетела в Лондон, он выключал машинку только, когда в дверь начинали ломиться соседи. Джинсы протёрлись, фланелевая роба для джоггинга впитала марафонский пот, щетина перешла в бороду. Но Бернадетт хотела его именно таким — кружа, выгибаясь, опускаясь на колено и садясь на корточки с упором в стену. Он перестал реагировать на фотовыстрелы и втянулся вглубь страницы. Опомнился он только, когда услышал звук «зиппера». За спиной у него Бернадетт снимала джинсы вместе с трусами и сапогами, а причинное место было выбрито и припудрено.